Юрий Звенигородский

Теперь от горестных мыслей убегал на гору Сторожу, забывался на строительстве новой обители. Здесь была тьма хлопот. Проверить, подвезли ли хороший лес, который пришлось рубить в десяти верстах от нужного места. Нелишне и уточнить у старшего строителя, сколько потребно досок, что пойдет на домовые и церковные стены, достаточно ли слег для переводин, да и как будут везти десятиаршинный кряж и семисаженный мачтовик для монастырских стен и башен. Иногда встречал князя и сам преподобный Савва, докладывал: дано плотникам столько-то за то-то и за то-то. А столбов и тесу на обителев двор не хватает, потребно еще девятьсот десятин. Деловой, практичный святой человек! Князь не мог нарадоваться на игумена, что Бог послал для угодного Ему дела!

Старшие сыновья редко сопровождали отца. Василий со средним Дмитрием обычно проводил время в обществе Феди Галицкого, младшего брата бывшего дядьки Бориса. Их сдружили неинтересные родителю развлечения: потехи рыбацкие да охотничьи. Дмитрий же младший прозвищем Красный любил мечтательное уединение, сидел за книгами и письмом. Отец страдал от его расспросов: где матунька, зачем отлучилась, когда вернется? Не так просто дать вразумительные ответы, касающиеся дедушки Святославича. Нет, сыновья не избавляли князя от одиночества.

Пришли августовские темные ночи. Без света не покинешь терем: кругом — ни зги. Юрий Дмитрич после вечери сидел в гостевом покое с Борисом Галицким. Всезнайка поведывал свежайшие вести, досочившиеся из Великого Новгорода. Там издревле не утихает набившая оскомину распря между лучшими и меньшими людьми. Какой-то простолюдин Степан схватил на улице среди бела дня стоявшего пешим на Торгу боярина Данилу Ивановича и начал кричать таким же, как сам: «Господа! Помогите управиться со злодеем!» Ближайшие разбираться ни в чем не стали. Кинулись на именитого человека, поволокли на площадь, к толпе, как раз собравшейся на очередное вече, и принялись бить. Тут подбежала чья-то женка, взялась бранить боярина, как неистовая, он, мол, ее обидел. Потом полумертвого Данилу свели на мост и сбросили в Волхов.

— Слава Богу, у нас на Москве такое немыслимо, — перекрестился князь.

— Слушай далее, господин, — не кончил рассказа Галицкий. — Это лишь полдела.

Оказывается, один рыбак, то ли Фома, то ли Кузьма, Дичков сын, захотел сброшенному добра и взял на свой челн. Народ на сердобольного разъярился, разграбил дом его, тот сам едва успел скрыться.

— Вот нелюди! — возмутился князь.

Галицкий усмехнулся и подмигнул.

— А теперь выслушай изнанку события.

Дело, как выяснилось, этим не кончилось. Теперь боярин Данило хотел непременно отмстить простолюдину Степану. С помощью своих людей поймал его и стал мучить. Едва об этом узнали, зазвонил вечевой колокол на Ярославовом дворище. Собралась большая толпа и кричала: «Пойдем на Данилу! Разграбим боярский дом!» Надели доспехи, подняли знамя, пошли на Козмодемьянскую улицу… Досталось сполна не только Данилину терему, но и многим другим Даже на Яневой улице сожгли дома. Вящие люди выпустили Степана, обратились к архиепископу, дабы утихомирил толпу. Тот посылал и духовных лиц, и своих приближенных с крестами, молитвами. Да куда там! Народ, как пьяный, набросился на боярина, Ивана Иевлича, пограбил и его хоромы и другие на Чудинцевой улице. Даже не пожалели Никольской обители на поле. Тут, мол, боярские житницы! Гнев перекинулся на Людогощую улицу. Бросились было на Прусскую, да жители удачно отбились.

— Как же мой брат Константин, — встревожился Юрий, — живет и здравствует в этом городе постоянной смуты?

— Не постоянной, князь Юрий, — успокоил Борис. — От случая до случая — тишина. А уж как разгуляется вольница!.. Думаешь, Прусская сумела отбиться и все утихло? Вечники продолжали смятение. Прибежали на свою Торговую сторону. Закричали, что Софийская сторона вооружается на них. Толпы по набату повалили, как на рать. С Большого моста стали уже падать мертвые. Одни от стрел, другие от лошадей. Бог прогневался на безумных. Наслал такую грозу с громом и молнией, дождем и градом, что ужас напал на обе стороны. Кое-кто взялся прятать имение свое в храмах. На Большой мост явился владыка Симеон из собора Святой Софии во всем облачении, с крестом и образом Богородицы. За ним следовал в ризах священнический клир. Многие новгородцы заплакали, говоря: «Да укротит Господь народ молитвами нашего святителя!» Многие припадали к владычным стопам с мольбой: «Иди! Бог утишит твоим благословением усобную рать!» Не унявшие в себе гнева кричали: «Пусть все зло падет на зачинщиков!»

Князь Юрий не мог понять подобного:

— Все они там разбойники, друг на друга — враги. Бога не боятся!

— Боятся, — возразил Борис. — Когда крестный ход, невзирая на тесноту от вооруженных людей, достиг Большого моста и владыка начал благословлять обе стороны, одни, видя крест, кланялись, другие прослезились. Святитель приказал враждующим разойтись. И его послушались, разбрелись постепенно.

Князь, прижав ладони к груди, признался:

— Сердце надрывается под тяжестью головы!

Галицкий догадался: