Юрий Звенигородский

— Для того потребовались чрезвычайные причины, — напомнил Константин. — Возможно, в свое время они были и у Доброгостия. Однако наш племянник тут, как видно, ни при чем.

По уходе брата князь пошел к супруге, в ее спальню. Анастасия лежала на постели в простой верхней одежде поверх сурового покрова из тканины. Муж, присев, дотронулся перстами до ее руки: вожделение сменилось беспокойством: жена дрожала, тело было жарким.

— Ты больна?

Княгиня шепотом пожаловалась:

— Лихоманка. Не болезненная: от переживаний. Мной овладел страх. С чем младший брат к тебе пожаловал?

Юрий помрачнел.

— С таким же страхом.

Оба супруга, больше не произнося ни слова, длительно посмотрели друг на друга, будто переговариваясь взорами:

«Боишься?» «Не боюсь!» Анастасия погладила мужнюю руку, изо всех сил попыталась улыбнуться.

Он помог ей подняться, чтобы вместе идти в Крестовую. Молились истово, однако же не вслух: каждый читал свои молитвы. Она — о нем. Он — о всей семье. Перекрестив жену на сон грядущий, Юрий прошептал:

— Коль завтра не приду в Столовую палату, утренничай без меня. Возможно, прогуляюсь на Великий луг верхом, подышу воздухом.

Заснуть долго не удавалось. Всё было не так: подушка жесткая, перина — комьями, в спальне душно, нет, холодно, нет, все-таки дышать нечем… Внезапно оказался в мыльне перед зеркалом: это уже не сон. Из-за нелепого своего вида полез перстами в рот, стал щупать зубы. Некоторые сделались явно больше других. Как вкушать? Как слово молвить? Проснулся от расстройства. Позвал слугу, вошел боярин Борис Галицкий.

— Стою под дверью целый час. Жду пробуждения, князь Юрий. К тебе от государя человек.

— Уже? — вскочил князь. — Слушай! — рассказал он. — Скажи, что значит.

— Если не ошибаюсь, — почесал за ухом Борис, — выросшие зубы — ссора между родными, тяжба из-за наследства.

— А! — ударил по колену кулаком Юрий. — Конечно!

Не утренничав, сел на конь, покинул двор.

День был удручающе хмур. Улицы грязные после ночного ливня. Тучи тяжелые, низкие, туман плотный, сырой. Над собором Успения золотого креста не видать: плохое предзнаменование!

Челядинец встретил на крыльце, провел к государю, в ту самую комнату для одиноких размышлений и тайных бесед. Здесь Василий, еще не успев принять власть, повздорил с дядюшкой Владимиром Храбрым.

Сейчас он сидел с Константином. Встретил Юрия сухо:

— Опаздываешь.

Князь неожиданно для себя оробел:

— Не поставь во грех.

Старший брат подал хартию, подписанную Андреем и Петром Дмитричами. В ней оба обязались в случае смерти Василия блюсти великое княжение под сыном его.

Лист замер в руках князя. Он прервал чтение, воззрился на государя, сменив робость на гнев. Ибо только что прочел: его братья обязуются держать девятилетнего Василия вместо отца.

— Ты, — вопросительно смотрел на Юрия великий князь, — ты что?

Юрий тихо спросил:

— Приложить руку?

— Будь добр, — даже обмакнул старший брат в чернильницу свежеотточенное лебединое перо.

Второй по старшинству брат не принял пера, отвел руку. Изрек громко, как на всероссийской сходке, где внимает море голов:

— Племянник дяде не отец!

— Да! — подхватил доселе молчавший Константин из своего угла. — Этого от начала никогда не бывало!

— Молчи! — топнул на него Василий. — Молод еще! — И пригрозил: — Вот я тебя умою!

Самый младший рассмеялся в лицо самому старшему:

— Кто хочет умывать других, сам чист должен быть!

10