Юрий Звенигородский

— Таврида — край лазури и изумруда, где земля обнимается с морем. В незапамятные времена там жили тавры, народ дикий, жестокий и кровожадный. В жертву своей богине-деве приносили пленников и пловцов, выброшенных бурей на берег или собственной волей приставших к нему. Сохранились курганы со скорченными, окрашенными красным костяками и грубыми глиняными горшками. Затем пришли азиатские племена, частью пастухи, частью пахари. Построили первые города. С ними стали торговать греки, создавшие здесь свои поселения. Шли века. Возникали и рушились царства. Полуостров подпадал под влияние то греков, то персов, то римлян. Из Азии продолжали приходить новые народы: пал Рим, Тавриду заняли готы, их сменили сарматы, а тех аланы, и наконец, пришли гунны. А шестьсот лет назад почти весь край захватили хазары. Соседи стали его называть Хазарией.

— Однако хазар давно нет, — вставил князь.

— Четыреста лет тому назад, — уточнил Тегиня, — их вытеснили печенеги, которые торговали здесь русскими пленными.

— Потом пленные стали завоевателями, — проявил свои познания Юрий Дмитрич. — Одно время даже Черное море именовалось Русским, а Таврида — Таврикией.

— Ты осведомлен, — похвалил друга Тегиня. И дополнил: — Русское влияние на полуострове уничтожили половцы, по-нашему говоря, кыпчаки.

— Что осталось от половцев? Великая Кыпчакия? — вздохнул князь.

— Мы совсем позабыли про венецианцев и генуэзцев, — не пожелал Тегиня вступать в спор. — Они тоже проникли с торговлей на прекраснейший полуостров.

— А потом пришли вы, — попытался завершить рассказ Юрий Дмитрич.

— Да, — охотно подтвердил Тегиня, — наш полководец Субудай овладел Тавридой. Одно время Ногай пытался создать здесь самостоятельную Орду: при нем был построен город Салхат или Крым. Сейчас это столица всего тамошнего улуса с мечетями, медресе, караван-сараями, дворцами, банями…

Князь сонно перебил:

— Что такое Крым?

— Ну, — стал объяснять Тегиня, — это большой и глубокий ров, выкопанный вокруг Солхата. Есть в соседней долине еще один крупный город Эски-Юрт…

Мурза не стал продолжать, ибо заметил, что утомленный Юрий Дмитрич спит крепким сном…

Утром путешествие продолжилось, но уже не показалось князю столь трудным. Населенность степи стала гуще, а стоянки чаще. Однако князь не мог взять в толк, где тут может быть «лучшее место на земле», обещанное Тегиней. Глядя на скучные, выжженные солнцем равнины, солончаковые пятна, до боли напрягая глаза в поисках хотя бы единого деревца, можно было счесть обещание близкого земного рая весьма легкомысленным.

В короткие часы отдыха мурза делился с русским другом сокровенными мыслями. Ему очень хотелось выговориться. Чаще всего ругал бывшего хана Девлет-Гирея, по его выражению «литовского выкормыша», сбежавшего опять-таки в Литву, когда престол захватил близкий родственник Тегини — Ширин. Родственник, настолько близкий, что, посвящая князя в государственные дела полуострова, Тегиня говорил о тамошнем правителе не «он», а «мы».

— Мы договоримся с оттоманскими турками. Мы возьмем Кафу[101] и прогоним оттуда греков и генуэзцев. Мы создадим независимый улус Крым. У нас своя тамга — гребень или трезубец, а в Великой Кыпчакии — стремя. Мы обособимся. Пусть собака Девлет сунет нос, с головой откусим!

Юрию Дмитричу показалось, что его покровитель втайне боится возвращения изгнанника из Литвы, оттого и ругается. Хотя князю до всего этого не было никакого дела. Он потерял счет дням, когда, наконец, увидел вдали невысокие горы.

— Перевал, — объявил Тегиня.

Каменистая дорога резко пошла вверх. И вот уже князь на гребне гор. Стал и замер. Он видел не раз в своей жизни бесконечную необъятность лесов. Созерцал степь без конца и края, ровную, как стол. Но никогда и нигде не видел необозримую, во всю ширь, гладь воды. Издали она голубела, будто небо сходилось с небом. Сверху чуть светлее лазурь, снизу чуть-чуть темнее.

Князь до того растерялся, что невольно спросил:

— А тот берег есть?

— Персидский берег, — кивнул мурза. — Недавно захвачен турками. Очень далеко, ничего не видать.

Стали спускаться в край непостижимой, невиданной, ни единым стебельком не родной, растительности.

— Ива, — показал Тегиня.

Князь взглянул и… отшатнулся: сказочно богатырские зеленые водопады!

— Вавилонская ива, — уточнил мурза. Ткнул пальцем в другую сторону: — Мамонтово дерево.

Юрий Дмитрич пожал плечами:

— Мамонтову кость видел. Покупал чётки из нее. А вот дерево…

Поместили гостя в белом каменном тереме. Из огромного, пробитого без учета зимних холодов, окна было видно Черное море. Князь вдосталь полюбовался им, потом чудной зеленью берега под окном и задал себе вопрос:

— Ужель здесь, среди этой ненаглядной красоты, жили грубые, жестокие тавры? Не могли занять на земле более подходящего для себя места?

Вскоре Тегиня пришел звать на пир к родственнику эмиру. Князь только-только попробовал вкус морской воды и чувствовал себя неуверенно.