Юркины бумеранги

— Папа? В церкви. Он работает батюшкой. Отец Алексий.

— Отец Алексий — твой папа?! — выдохнула Петька. Батюшку Алексия, который восстановил в городе церковь, художника и проповедника, знали все. Говорили, что он настоящий батюшка. — Врешь!

— Да не вру я, — снова улыбнулся Морюшкин. — Почему вру-то?

— А потому что… почему я тогда никогда во дворе его не видела?

— Ну они же не живут с мамой. Мама не хочет с ним жить. Говорит, что она быть попадьей не желает.

«Вот дура!» — подумала Петька, а вслух сказала:

— Ты не расстраивайся…

Морюшкин снова заулыбался:

— Да я не расстраиваюсь. Я же все равно к нему каждый день хожу сюда. И ночую иногда в келье.

— Это не то…

— Не то. Но лучше все-таки. Он сначала совсем уезжать хотел. Я его насилу уговорил остаться.

— А как?

— Ревел не переставая день и ночь, — бесхитростно признался Морюшкин. Он протянул руку к рулю велосипеда, погладил и сказал, как про собаку: — Какой у тебя велосипед хороший…

— Ага! — выдохнула счастливая Петька. — Сегодня подарили.

— Здорово! Ладно, я пойду, Петь. Пока.

— Пока, — вскочила в седло Петька и крикнула уже на ходу: — Морюшкин! А как тебя зовут?

— Виталик…

— Виталик… Хочешь, прокачу?

Виталик Морюшкин сдержанно кивнул, но его зеленые и большие, как блюдца, глаза засияли.

— Садись, — кивнула Петька на багажник.

Виталик взобрался на багажник, раскинув тощие незагорелые ноги.

— Поехали!

Вихляя передним колесом от тяжести, Петька довезла Морюшкина до своего двора, и там они распрощались.

А в это время Ирина вздохнула и сказала:

— Ну, теперь мы Петьку совсем видеть не будем…

— Кого-кого? — сделал страшные глаза Иван.

А бабушка разразилась хохотом:

— Ого! Придется Сергею Арсеньевичу теперь и с тобой бороться!

— Кажется, дворовое Веткино прозвище проникло в дом, — подвела итог мама. — Это опасно.

— Это неизлечимый вирус! — почему-то развеселился Иван. — Вот увидите!

6

После встречи с Морюшкиным Петькино ликование превратилось в тихую ласковую радость. Она набрала полные легкие жаркого летнего воздуха, с шумом выдохнула и закрутила педали. Проезжая мимо Первомайского переулка, Петька подумала, что неплохо было бы заглянуть к Деньку: узнать, есть ли у него велосипед. Но, вспомнив утреннюю встречу с Лёшкой, остановилась в нерешительности. Заехать? А вдруг и Денёк решит, что она в него влюбилась? Что она за ним бегает?

Петька фыркнула. Но не заехать совсем глупо. Почему это она должна раздружиться с Деньком из-за какого-то Лёшки? Петька вздохнула. «Как будто человек в одиннадцать лет влюбиться не может…» — вспомнила она. Нет, почему же… Может, наверное. Но сама Петька никогда ни о чем таком не думала. Ей было скучно без Денька, и она бежала в Первомайский переулок; ей было с ним интересно, и она тащила его в Хижину. А любовь… Это что-то совсем другое. В книжках и кино от любви всегда страдают, ночами не спят, подвиги совершают и слёзы льют. Петька не страдала. Наоборот, она была очень рада, просто счастлива, что подружилась с Деньком. И никакая Лёшкина любовь тут ни при чем. И, не раздумывая больше, Петька на большой скорости свернула в Первомайский переулок.

В окне Денькиного дома она увидела пухлогубого толстощекого карапуза.

— Эй! — крикнула Петька. — Ты кто?

— Я — Алтём!

Петька рассмеялась и передразнила:

— Алтём, а Алтём, Денёк дома?

Карапуз обиженно надулся и скрылся. Через минуту он появился в окне вместе с Деньком и сказал, отчетливо:

— Он мой бр-рат!

— Ух ты! — весело удивилась Петька. — Привет, Денёк!

— Привет. Какая машина! Твой?

— Ага! А у тебя есть?

— Велосипед? У нас с братом один на двоих. Я сейчас.

Денёк исчез в окне.

— Алтём, а Алтём! — опять подразнила Петька карапуза.

Тот погрозил ей кулачком и скрылся. Когда Денёк вышел из ворот, держа за руль велосипед, Петька спросила:

— Твоему братишке сколько лет?

— Которому? — рассмеялся Денёк, у которого было три брата и две сестры. — Артёму? Пять на днях исполнилось. А что?

— Он специально свое имя не выговаривает?

— Да нет! У него буква «Р» почему-то только в слове «брат» получается. Прямо наказание какое-то! Мама с ним бьется, бьется…

— Ничего, получится.

— Конечно. Поехали?

Они сели на велосипеды, поехали.

— Умеешь без рук? — спросил Денёк весело и отпустил руль.

— Здорово! Нет, у меня не получится, — самокритично ответила Петька.

— Ерунда, получится! Дай руку. Не бойся.

Петька протянула ему одну руку, другой понадежней вцепившись в руль.

— Отпускай вторую!

— Нет!

— Отпускай! Я же тебя держу.

— Я боюсь! У меня нет чувства равновесия!

— Все у тебя есть… Столб! — крикнул Денёк, выпустил Петькину руку и вильнул в сторону. Еще бы секунда — и их сомкнутые ладони врезались бы в телеграфный столб.

— Фу-уф! — облегченно выдохнула Петька, остановив велосипед.

Денёк протянул Петьке руку ладонью кверху и сказал серьезно:

— «Две дороги…»

— Что? — не поняла Петька.

— «Две дороги — один путь». Ты разве не знаешь? — удивился Денёк.

— Н-нет. А что? Какие дороги?

— Ну… Это примета такая. Мы ехали вместе, а потом из-за столба разъехались. И столб между нами, ну вроде как разъединил. И чтобы не поссориться, надо руки сцепить и сказать: «Две дороги — один путь». Это, понимаешь…