Я ехал по пустой улице мимо пепелищ и гадал, что послужило причиной гибели поселения. Пока не видно было ни людей, ни домашних животных. Это тоже было странно, судя по виду пожарищ, несчастье случилось совсем недавно, едва ли два-три дня назад. За такое короткое время жители вряд ли могли успеть перебраться на новое место.
Я направился в сторону помещичьей усадьбы, с которой у меня были связаны весьма неприятные минуты жизни. Недалеко отсюда, по приказанию здешнего помещика несколько месяцев назад, меня едва не забили палками насмерть. Теперь от всего, что здесь недавно было, осталась только память. Не было ни деревни, ни людей, только прах и пепел.
От господского дома, и многочисленных, как во всяком имении, служб тоже ничего не сохранилось. Целым оказался только высокий забор. Я въехал внутрь через распахнутые настежь ворота и подъехал к горе золы высившейся на месте барского дома. Сомнения в случайности пожара все увеличивались. Никаких причин для такого масштабного бедствия я не находил. Потому дальше рассматривал уже не следствие, а искал причину. Довольно скоро на задах увидел и первую жертву. Человек был зарублен и лежал лицом вниз на черном пятне застывшей на земле крови. Зрелище оказалось не для слабонервных. Как я ни привык за последнее время к виду убитых людей, желудок свел спазм.
Судя по платью, это был крестьянин, совсем молодой мужчина. Из коротких домотканых порток торчали посиневшие ноги с желтыми пятками. От трупа уже шел тошнотворный запах разложения, и я быстро проехал дальше.
Возле забора оказалось еще несколько убитых крестьян. Всех их зарубили вполне профессионально, с коня саблей по голове. Только одного разрубили от плеча почти по пояс. Такой удар под силу только опытному воину.
Помогать им было поздно. Никаких шансов на спасение нападающие этим людям не оставили. Я осмотрел землю, но после недавнего дождя никаких отчетливых следов видно не было. Если бы они остались, то теоретически, по ковке лошадей, можно было понять, кто тут устроил бойню, но даже в этом я, к сожалению, не разбирался. Оставив господский двор, я поехал по деревне, в надежде встретить хоть кого-нибудь живого. Не могли же преступники перебить всех до одного ее жителей!
Теперь я по очереди въезжал во все подворья, осматривал, что там осталось, и окликал жителей. Кажется в третьем или четвертом дворе, на окрик последовал собачий лай. Собака гавкала негромко, как будто была простужена. Я оставил лошадь и пошел к месту, откуда слышался лай. Большой пес, больше напоминавший не собаку, а волка, лежал на земле и смотрел на меня с такой мучительной звериной тоской, что мне стало не по себе. Не знаю, кто был его владельцем и откуда он достал толстую железную цепь, но собаку приковали так надежно, что она просто ничего не смогла сделать для своего спасения.
Судя по всему, пес умирал если не от голода, то от жажды. Он неподвижно лежал, бессильно откинув задние ноги, и смотрел на меня желтыми умоляющими глазами. Теперь вместо лая из его пасти слышался какой-то щенячий визг. Встать мне навстречу он не смог, хотя и пробовал приподняться на передние лапы. Нужно было спасать животное и первым делом его напоить.
— Сейчас, подожди, — сказал я и побежал на розыски воды и посуды.
На собачье счастье, на пепелище, в районе, где обычно в избе бывает очаг, нашелся закопченный гончарный горшок. Я напрямик прошел в соседний двор, где только что видел колодец. Там же нашлось и деревянное ведро на пеньковой веревке.
Когда я принес воду, пес посмотрел таким благодарным взглядом, что, ну, в общем, мне стало его еще больше жаль. Пил он так жадно и долго, что я уже начал бояться, что или лопнет или ему не хватит воды. Наконец оторвался от горшка, поднял морду, и посмотрел умоляющим взглядом. Надо сказать, умные домашние животные, как правило, умеют тронуть человеческое сердце.
— Ладно, — сказал я, — попробую тебя освободить.
К сожалению, сделать это было не так-то просто. Цепь была надежно прибита костылем к тяжелому стволу дуба, ошейник же был сделан из толстой бычьей кожи, причем без пряжки. Какие-то изверги вырезали его по кругу из кожаного пласта, натянули собаке через голову, а когда кожа ссохлась, то врезалась бедному животному в шею так, что теперь ошейник можно было только разрезать. Однако я знал, как собаки недоверчиво относятся к тому, когда чужие люди манипулируют возле их горла и, не хотел оказаться покусанным напутанным псом. Как он не был ослаблен, клыки у моего нового знакомого были знатные, настоящие волчьи.