— Ладно, пока будем отдыхать, — решил я, расседлал лошадь, пустил ее пастись, а сам прилег рядом с собакой. Дни пока были теплыми, земля успевала прогреваться, так что лежать на ней было даже комфортно. Когда я устроился, Полкан удовлетворенно на меня посмотрел и опять закрыл глаза. Я же начал придумывать, что мне делать дальше. Без помощи местных жителей в нужный лес мне было не попасть, сам я его просто не найду. Что бы выбраться из этой эпохи, был еще один вариант. По нему мне нужно было добраться до провинциального городка Троицка, в пятистах километрах от Москвы, что для верхового передвижения достаточно далеко, а при нынешнем положении в государстве, почти непреодолимо. Как только здесь в центре власть начала давать слабину, сразу же подняли головы местечковые феодалы и принялись устанавливать на дорогах собственные законы. Даже думать не хотелось о том, что мне придется полтысячи километров пробиваться с боями…
Дым из бани все валил. Это говорило о том, что дрова горят плохо и помыться удастся еще не скоро. Лежать мне быстро надоело и пока не стемнело, я, оставив коня пастись во дворе, продолжил обход деревни пешком. Полкан, как положено собаке, встал и побрел следом.
Постепенно начинали вырисовываться подробности того, что здесь произошло. На деревню напало какое-то безжалостное воинство, избы сожгли, а тех, кто пытался убежать, убили. Почти все тела, которые я к этому времени обнаружил, лежал так, что становилось понятно, людей рубили сзади, догоняя. Кто совершил это странное, и страшное дело пока было непонятно. То, что количество убитых никак не соотносилось с населением деревни, могло говорить только о насильственном угоне жителей. Их могли захватить кочевники, занимающиеся торговлей людьми, а то и какой-нибудь дикий помещик, заинтересованный в новой рабочей силе.
В сумерках я вернулся к своей бане. Пес по-прежнему ковылял позади. Он так ослабел, что едва шел, и я вынуждено замедлял шаг, за что едва не поплатился. Уже невдалеке от стоянки, он вдруг забеспокоился, зарычал и, обогнав меня, затрусил к нашей бане. Я намёк понял и побежал посмотреть, что там могло случиться. А происходило там самое в моей ситуации неприятное, какой-то человек собирался увести мою лошадь. Он уже успел ее оседлать и теперь пытался сесть в седло, но делал это неловко, лошадь ему мешала, отступала, и он, цепляясь за повод, вынуждал ее кружиться на месте.
— Стой! — закричал я и бросился к злоумышленнику.
Увидев меня, конокрад бросил повод и побежал к задам двора. Двигался он медленно, и я скоро его догнал. Им оказался какой-то дед. Кража коня всегда была таким серьезным преступлением, за которое запросто можно лишиться жизни. Он это понимал и бежал изо всех своих старческих сил. Теперь вблизи я рассмотрел, кто покусился на мою собственность. Деду был сто лет в обед, но двигался он довольно шустро Для своего почтенного возраста. Небольшого роста, коренастый, когда я его догнал, резко повернулся и попытался ударить меня дубинкой.
Я увернулся, а старик, видимо, потеряв последнюю возможность спастись, опустился на землю, закрыл лицо руками и заплакал.
— Ты, что это дед вытворяешь? — спросил я, радуясь и тому, что нашелся, наконец, живой свидетель кровавой драмы и тому, что помешал угнать коня.
— Дай хоть перед смертью помолиться! — попросил он, так и не открывая лица.
— Молись, если хочешь, — ответил я. — Ты что умирать собрался?
— Тоже зарубишь, изверг? — в свою очередь спросил он.
— Зачем мне тебя рубить. Лучше расскажи, что у вас тут случилось?
Старик опустил руки, поднял лицо и попытался меня рассмотреть. Однако для его зрения было уже слишком темно.
— Так ты не из тех? — спросил он, так и не дождавшись удара саблей по голове.
— Нет, я сам по себе. Приехал к вашему крестьянину Гривову.
— Господи, воля твоя! — воскликнул старик, становясь на колени. — Услышал, наконец, мольбы грешника! А я думал, все, конец мой пришел! Нет больше твоего Гришки, угнали его в полон и неволю! Всех угнали, а кого и убили, — сказал старик и снова заплакал.
— И кто все это сотворил?
— Кто, кто, казаки! Сами ведь христианского звания люди, а хуже, прости Господи, басурман!
На казаков я, надо сказать, не подумал, хотя эти окраинные ребята последнее время как воронье слетелись со всех сторон в Московию. Часть их пришла с Лжедмитрием, часть сама по себе. Справиться с ними метрополия уже не могла.
Впрочем, Москва сама своей жестокой политикой породила эту проблему. Еще в середине шестнадцатого века в пустующую Донскую область начали стекаться из Руси множество беглых — «казаковать». Теперь они возвращались на родину, но не сирыми смердами, а хорошо вооруженными ватагами, познавшими вкус побед и сладость трофеев.
— Значит, говоришь, казаки, — машинально повторил я, — и куда они ваших погнали?