Он жил один в небольшой однокомнатной квартирке. Из комнаты он почти не выходил. Хотя она и была самым маленьким помещением в квартире, в ней размещались стол, кровать и шкаф в углу, но ему было в ней комфортно. В иное время его звали Якобом, потом он стал прозываться Иаковом совсем ненадолго, но затем он вышел из
Вербин брат – хороший человек, но далёкий Вербе, хотя некое сумасшествие сближает их. Брат в отличие от Вербы всё ещё в тех делах. Верба не против тех дел для брата, ведь они идут ему на пользу. Теми делами Верба прозывает церковно-религиозно-общественное. Те дела помогают брату социализироваться и, возможно, являются благой подпиткой для его души. Сам Верба придерживается иного взгляда на вещи. Ему хочется быть самостоятельным и не мешать реальность и воображаемый мир верующих. Тем не менее, Верба часто подмечает за собой склонность к фантазиям демонического характера, что явно свидетельствует, что, убежав от определённых учений, он всё же находится в поле влияния таковых. Сестра у Вербы любимая, но он не хочет с ней часто видеться, поскольку ему вроде стыдно и сложно быть старше и братом. Но он не бегает от общения с ней, чего не скажешь о Вербином отношении к встречам с братом.
Сейчас Верба находился один. В узком пространстве своего обзора. Немного чувствовал спиной и низом, но больше смотрел прямо в экран. Просмотр тоже рождает некие чувства, а в прочем зачастую сам по себе является чувством. Просмотр завораживает и даёт место тишине в голове. Тишина ширится, а время поглощается.
Экран цветной сменился потолочным. Белый свод повис, но, как и экран вертикальный, этот горизонт мигал тенями. Залипание в потолок приняло характер сигаретный. Верба затянулся и принялся наблюдать, как в неподвижном знойном воздухе строились, наслаиваясь друг на друга, облака дыма. «Я умру в дыму» думал Верба, заглушая мысли частыми затяжками, и блокируя слух никотином. На секунду оглохнув, Верба вновь произнёс: «Я умру в дыму», но на этот раз вслух. Слова прозвучали тихо, чуть протяжно, с нажимом на «У», но в них не слышалось тревоги, страха. Спокойно произнесённые слова. Состояние неспокойных, тревожных дней всегда оказывается многосторонним.
Сейчас Верба принимал «неслова», ту их элиту, что сопутствует принятию решений или, напротив, их непринятию, как родных и близких себе людей, которые, приходя в дом, расспрашивая о чём-либо, или занимаясь чем-то бытовым, кажутся фоном, который ничем не может помешать.
Надобность в отдыхе заставила Вербу оторваться от своих туманных размышлений и подсуетиться, дабы приготовиться ко сну. Наконец Верба лёг в постель.
Сон приходит не сразу. Ворочаясь, понимаешь, что душно, томно, но, если закрыть глаза, некий холодок гуляет по лицу и спине. Открываешь глаза, чтобы проверить, кто же дышит на тебя, склонился над телом и мешает спать. Никого. А разум не хочет соглашаться с таким умозрительным заключением. Мозг как бы вызывает тебя на спор. Ты хочешь спать! Ну, сколько можно меня донимать, завтра же рано вставать! Хочется, чтобы произошло именно так. Надо прекратить бездействовать, ты должен позвонить, чтобы выяснить ряд вопросов, съездить в определённые места, работать, учиться. Хватит пинать себя! Но! Мозг не даёт тебе шанса. Сон не может победить в этой баталии, и тебя это бесит. Смыкаешь глаза крепче, но видишь только чёрное, и оно сильно. Тогда решаешь почистить зубы вновь. Только одна сигарета. Ещё одна. В пачке две. Тогда надо выкурить обе, чем раньше выкуришь, тем ощутимее потребность в скорейшем сне. Завтра проснёшься, и нужно будет бежать в магазин, чтобы купить новую пачку.
Верба встал и закурил. С балкона виднелись соседние дома. В нескольких окнах одновременно замигало. Холодный синий свет окрасил чужие шторы. Что-то призрачное. Жутковато. Опять мигания. Может какой сигнал? С десятого этажа вижу эти сигналы, но не мне же они предназначены. Я так, сторонний наблюдатель. Так легче жить. Нет, понял. Это, по всей видимости, экраны. Ну точно, кто-то там смотрит одно и то же через свои экраны.
Навалился сон.
Записи Вербы: где-то на листах, иногда в тетрадях; на экранах реже и не так тонко.
«Люди, народ, толпа. Что они понимают в лидере? Он не должен быть ведом этим народом, этим стадом. Элита из таких же лидеров, людей не плебейской породы, должна интересовать его в первую очередь. Он должен стремиться к общению с ней. Зачем лидеру близость к народу, какая-либо поддержка и уважение, преклонение перед ним от этих людей? Чему лидер обучится, что почерпнёт из этой, так называемой, близости? Грубость? Глупость? Право сильного? Может принятие законов на словах, но не на деле? Рвение в утверждении «правды»?