Юродство и столпничество

Величіе „юродства" и открывается изъ величія христіанскаго смиренія, выражающагося въ добровольномъ самоотреченіи; быть безъ всякой претензіи на внѣшнее достоинство, быть униженнѣе тѣхъ, съ которыми живешь и которые тебя знаютъ и, что тоже, не выдѣляться изъ толпы, быть свободнымъ отъ оковъ міра, жить такъ, чтобы внѣшній бытъ не препятствовалъ исполненію существенныхъ требованій христіанской нравственности, а совмѣщался съ христіанскимъ духомъ, питалъ его, – вотъ то, что, составляя величіе смиренія, возвышаетъ подвигъ „юродства", возвышаетъ именно тѣмъ, что принявшій его на себя долженъ побороть самого себя, искоренивъ изъ своего сердца трудно искоренимое, самое живучее чувство въ душѣ человѣка – самолюбіе. Многое можетъ переносить человѣкъ, но съ оскорбленіемъ своего самолюбія ему трудно мириться. Высоко надъ всѣмъ земнымъ можетъ подняться человѣкъ, но и тутъ самолюбіе не покидаетъ его и служитъ иногда причиной его гибели. Сокрушить этого непримиримаго врага и стремились св. юродивые смиреніемъ, которое было непремѣннымъ спутникомъ всей ихъ жизни и которое составляло цѣль и конецъ ихъ уподобленія Іисусу Христу. Такого расположенія духа, въ которомъ человѣкъ бываетъ чуждъ всякой мысли о своихъ совершенствахъ, хотя бы и имѣлъ ихъ и со всею живостію чувствуетъ и сознаетъ свое ничтожество, немощь, требуетъ и самое существо дѣла, такъ какъ, во первыхъ, христіанская жизнь есть путь къ первобытному совершенству, въ какомъ человѣкъ былъ сотворенъ; но оно потеряно чрезъ гордость, слѣдовательно, возвращено можетъ быть не иначе, какъ чрезъ смиреніе; во вторыхъ, все дѣло спасенія нашего есть главнымъ образомъ дѣйствіе благодати Божіей, а не нашихъ собственныхъ силъ, значитъ, не намъ, а имени Господню принадлежитъ за все слава и благодареніе. Поэтому то, въ третьихъ, Господь Іисусъ Христосъ первый источникъ блаженства указалъ именно въ нищетѣ духовной [CDLXX] и путь къ возвышенію – въ смиреніи и уничиженіи: „всякъ возносяйся смирится смиряяй же себе вознесется" [CDLXXI] и, призывая слѣдовать за собою всѣхъ желающихъ, внушаетъ, чтобы они наипаче поучались у Него кротости и смиренію: „научитеся отъ Мене яко кротокъ есмь и смиренъ сердцемъ" [CDLXXII]. Наконецъ, въ четвертыхъ, св. подвижники также не находятъ довольно словъ, чтобы достаточно восхвалить и показать необходимость смиренія въ духовной жизни. „Прежде всего, сынъ мой, говоритъ св. Антоній великій, удаляйся гордости и люби смиреніе. Отъ смиренія рождается познаніе истины, отъ познанія истины вѣра, отъ вѣры – надежда, отъ надежды – любовь, отъ любви – повиновеніе, отъ повиновенія постоянное исполненіе заповѣдей" [CDLXXIII]. „Думаешь ли ты, говоритъ св. блаженный Августинъ, воздвигнуть великое зданіе въ высоту? позаботиться прежде всего объ основаніи его внизу: это основаніе есть смиреніе". „Истинный признакъ христіанства въ томъ состоитъ, учитъ св. Макарій Египетскій, чтобы какой трудъ кто ни понесъ, какія бы добродѣтели ни совершилъ, такъ себя вести, какъ бы ничего не сдѣлалъ, и постящійся долженъ говорить – я не постился, и молящійся – я не молился, и бдящій въ молитвѣ – я не бдѣлъ, а только начинаю упражняться и трудиться, и праведный предъ Богомъ долженъ говорить – я не праведенъ и еще не подвизаюсь, а только начинаю каждый день" [CDLXXIV]. „Какъ богатолюбивый, хотя соберетъ многія тысячи, не бываетъ тѣмъ доволенъ, но тѣмъ паче дѣлается несытымъ его желаніе; или, какъ лишенный сладкаго питія, прежде нежели насытился онымъ, еще большею воспламеняется жаждою, тако и вкушеніе Божіей сладости выше всякой сытости. Напротивъ того, чѣмъ болѣе кто обогащается симъ богатствомъ, тѣмъ паче представляетъ себя нищимъ. Таковые христіане сами въ себѣ не высоко цѣнятъ душу свою, но крайне уничиженными пребываютъ предъ Богомъ и почитаютъ себя рабами всякаго человѣка" [CDLXXV]. „Тѣ, которые сподобились содѣлаться чадами Божіими и въ себѣ имѣютъ просвѣщающаго ихъ Христа столько уничижаютъ себя, что не представляютъ и человѣка, который былъ бы ихъ ниже, но себя почитаютъ изъ всѣхъ послѣдними" [CDLXXVI]. „Душа истинно боголюбивая и христолюбивая, хотя бы совершила тысячи праведныхъ дѣлъ, по ненасытному своему стремленію къ Господу думаетъ о себѣ будто бы ничего еще она не сдѣлала: хотя бы изнурила тѣло свое постами и бдѣніями, при такихъ остается чувствованіяхъ, будто бы не начинала еще трудиться для добродѣтелей; хотя бы сподобилась достигнуть различныхъ духовныхъ дарованій, или откровеній и небесныхъ таинъ, по безмѣрной и ненасытимой любви своей ко Господу, сама въ себѣ находитъ, будто бы ничего еще не пріобрѣла; а напротивъ того, ежедневно алкая и жаждая, съ вѣрою и любовію пребывая въ молитвѣ, не можетъ насытиться благодатными тайнами и благоустроеніемъ себя во всякой добродѣтели. Она уязвлена любовію небеснаго Духа, при помощи благодати непрестанно возбуждаетъ въ себѣ пламенное стремленіе къ небесному Жениху, вожделѣваетъ совершенно сподобиться таинственнаго и неизреченнаго общенія съ Нимъ въ святынѣ Духа, съ откровеннымъ лицемъ души, взираетъ на небеснаго Жениха лицемъ къ лицу, въ духовномъ и неизглаголанномъ свѣтѣ, со всею несомнѣнностью входитъ въ единеніе съ Нимъ, сообразуется смерти Его, съ великимъ вожделѣніемъ непрестанно, ожидаетъ смерти Христа, несомнѣнно вѣруетъ, что чрезъ Духа пріиметъ совершенное избавленіе отъ грѣха и тьмы страстей и, очистившись Духомъ, освятившись душевно и тѣлесно, сподобится стать чистымъ сосудомъ для пріятія въ себя небеснаго міра и обителію небеснаго и истиннаго Царя Христа", продолжаетъ тотъ же св, отецъ [CDLXXVII]. Авва Дороѳей говоритъ: „старайся привести себя въ такое устроеніе, чтобы во всемъ находить себя достойнымъ укоренія. Вѣруй, что безчестія и досады суть врачества отъ гордости. Молись объ укоряющихъ тебя, объ истинныхъ врагахъ твоихъ, при несомнѣнномъ убѣжденіи, что ненавидящій безчестіе, ненавидитъ смиреніе, и убѣгающій отъ огорченій, бѣжитъ отъ кротости" [CDLXXVIII]. И въ этомъ то смиренномъ сознаніи своего ничтожества именно и заключается тайна возвышенія или преспѣянія христіанскаго. „Питай въ себѣ постоянно то чувство, что ты муравей и червь, говоритъ преподобный Ѳеогностъ, да содѣлаешься богозданнымъ человѣкомъ и сколько унизишь себя, столько же возвысишься. Если ты, подобно псалмопѣвцу, почитаешь себя, яко ничтоже предъ Богомъ [CDLXXIX], то изъ малаго непремѣнно сдѣлаешься великимъ, и въ то время, когда думаешь, что не имѣешь и не знаешь ничего, обогащаешься и дѣятельностью и вѣдѣніемъ достохвальнымъ о Господѣ" [CDLXXX]. Совершенство смиренія, по словамъ св. Исаака Сирина, состоитъ въ томъ, чтобы съ радостью сносить ложныя обвиненія. Кто истинно смиренномудръ, тотъ, будучи обиженъ, не возмущается и ничего не говоритъ въ свою защиту о томъ, въ чемъ онъ обиженъ, принимаетъ клеветы, какъ истину, и не старается увѣрять людей, что онъ оклеветанъ, но проситъ прощенія. Иные добровольно навлекали на себя названіе непотребныхъ, не будучи таковыми; другіе же терпѣли именованіе прелюбодѣевъ, будучи далекими отъ прелюбодѣянія и слезами свидѣтельствовали, что несутъ на себѣ плодъ грѣха, котораго не дѣлали, и съ плачемъ просили у обидѣвшихъ прощенія въ беззаконіи, котораго не совершали, когда душа ихъ была увѣнчана всякою чистотою и непорочностію. Иные же, чтобы не прославляли ихъ за превосходныя правила жизни, соблюдаемыя ими въ тайнѣ, представлялись въ образѣ юродивыхъ, бывъ растворены божественною солію и непоколебимы въ своей тишинѣ. Такъ что на высотѣ совершенства своего святыхъ ангеловъ имѣли провозвѣстниками своихъ добродѣтелей [CDLXXXI]. Непремѣнною чертою смиренія служитъ, значитъ, сокровенность, т. е. такое поведеніе, чтобы, гдѣ не требуетъ обязанность или настоятельная нужда, не обнаруживать своихъ подвиговъ предъ людьми, а совершать ихъ въ тайнѣ, предъ лицемъ одного Бога. Такая сокровенность, весьма необходимая человѣку для сохраненія, утвержденія и приведенія въ зрѣлость добродѣтели и требуемая Іисусомъ Христомъ [CDLXXXII], и отличала жизнь и дѣятельность св. юродивыхъ, и „юродство" дѣлала прямо противоположнымъ фарисейству. Тогда, какъ фарисей живетъ одною только показанностію, при своей духовной пустотѣ и скрываетъ чрезъ это развращенность своего ума, сердца и воли, юродивый, напротивъ, отъ внѣшнихъ дѣлъ добродѣтели отказывается даже и тогда, когда они являются необходимымъ выраженіемъ и плодомъ его дѣйствительной внутренно-добродѣтельной настроенности.