Юродство и столпничество

Такъ, св. Симеонъ прежде чѣмъ выступить на подвигъ „юродства", въ Іерусалимѣ, у гроба Господня молился, прилежно, дабы его дѣла Господь покрылъ предъ человѣки, дондеже отъ житія сего преставленъ будетъ, яко да убѣжитъ тщетныя славы и возношенія, но яко безумнаго и несмысленнаго всѣ да имѣютъ его, и самъ онъ „чудесная своя дѣла благодатію Божіею творимая, покрывалъ являемымъ изъ внѣ юродствомъ" [CDLXXXIII]. Когда, нѣцыи отъ знавшихъ св. Прокопія Устюжскаго, видяще его юродственное житіе, начаша того блажити, глаголюще: сей человѣкъ великъ есть предъ Богомъ, понеже отъ иныя страны, и отъ зловѣрія въ правовѣріе со многимъ имѣніемъ сѣмо пришедъ, вся раздаде неимущимъ, самъ же нищету возлюбивъ, юродъ творится Христа ради, тогда таковая словеса блаженный Прокопій многажды слышавъ, опечалися вельми, и не терпя отъ человѣкъ хвалимый быти, пойде оттуда къ восточнымъ странамъ, всюду юродствуя, и многая озлобленія отъ неразумныхъ пріемля” [CDLXXXIV]. Съ того времени, какъ въ Клопскомъ монастырѣ узнали о княжескомъ происхожденіи преподобнаго Михаила, то „вельми начаша чтити блаженнаго", но онъ всего менѣе желалъ извѣстности у людей и потому больше прежняго сталъ юродствовать [CDLXXXV]. Св. Іоаннъ Устюжскій „въ день творяшеся предъ человѣки аки юродъ, ристая по улицамъ, дабы его не познали" [CDLXXXVI]. Жизнь добродѣтельная св. Исидора Твердислова, „аки подъ спудомъ подъ образомъ юродства таима бѣ" [CDLXXXVII]. Преп. Исакій Печерскій, „не хотя славы отъ человѣкъ, нача юродствотворити" [CDLXXXVIII]. Нежелая, чтобы добрыя дѣла св. юродивыхъ видѣли люди, они своими странностями прикрывали свои добродѣтели и совершали ихъ въ тайнѣ. Св. Симеонъ, „покрыти хотя пощеніе свое, многажды по семидневномъ неяденіи ядяше мяса предъ всѣми, нарочно того ради, да не точію яко юрода, но и яко грѣшна мнятъ его вси быти"; онъ же „на большее мнимаго своего юродства показаніе, отлагаше стыдѣніе человѣческое, и множицею обнаженъ по торжищу хождаше, овогда храмля, овогда скача, овогда же по земли ползаше, и текущымъ по пути запинаше нозѣ, и лежя на земли біяше землю ногами и ина многая очесемъ человѣческимъ неугодная и нелѣпая дѣяше, всѣмъ себѣ безумна быти являя, да никтоже мнитъ его быти свята" [CDLXXXIX]. Однажды, пробывъ весь великій постъ безъ пищи, св. Симеонъ въ великій страстной четвергъ рано утромъ „на торжищи сѣдя ядяше", чѣмъ приводилъ всѣхъ въ смущеніе и получалъ замѣчанія, „яко ни святаго четверга не почитаетъ, но рано ястъ" [CDXC]. Чтобы люди не могли знать о его чудесахъ, онъ „творяшеся бѣсенъ, и акибы отъ бѣсовскаго дѣйства вѣсть дѣемая въ тайнѣ въ человѣцѣхъ, того ради съ бѣснующимися хождаше яко единъ отъ нихъ сый" [CDXCI]. Послѣ недѣльнаго поста одинъ разъ въ воскресенье утромъ св. Симеонъ взялъ колбасу, перекинулъ черезъ плечо, „аки орарь діаконскій", а въ лѣвую руку горчицу и, „омокая колбасу въ горчицу тако ядяше: приходящимъ же къ нему играти, уста горчицею помазоваше" [CDXCII]. Онъ же охотно принимаетъ на себя обвиненіе въ нецѣломудріи и вотъ по какому случаю: когда одинъ корчемникъ, раскаявшись въ томъ, что напрасно билъ св. Симеона, разбившаго сосудъ съ виномъ, куда выпустила ядъ змія, сталъ почитать его, то св. Симеонъ вотъ что сдѣлалъ, чтобы его ругали: „нѣкоего дне почивающей женѣ корчемниковой единой въ храминѣ своей, а корчемнику вино продающу, пріиде къ ней старецъ, и нача совлекати съ себе одежды, и творяшеся аки лещи съ женою хотяй. Она же видящи то, воскрича, и притече мужъ ея, и рече жена къ мужу: иждени проклятаго сего юрода, яко насиловати мя хощетъ. Бивъ убо мужъ старца заушенми, изгна его вонъ на стужу: бѣ бо мразъ велій и дождь, и сѣдяше старецъ внѣ, терпя хладъ, въ единой сый ветсѣй и раздраннѣй одеждѣ. Оттолѣ не точію самъ корчемникъ не вмѣняше его въ святаго, но и другимъ, аще кто глаголаше, яко Симеонъ Христа ради юродствуетъ, извѣщаваше съ клятвою глаголя: по истинѣ бѣсенъ есть, и ума не имать, еще же и блудникъ, жену бо мою насиловати хотѣ, и мясо ястъ, и иная неподобающая дѣла творитъ, яко не имый Бога" [CDXCIII]. Для того, чтобы предать забвенію свои добрыя дѣла, нѣкоторые изъ св. юродивыхъ покидали совсѣмъ или на время мѣста своего жительства. Такъ преп. Исидора послѣ того, какъ ушелъ изъ монастыря преп. Питиримъ, „не терпящи быти почитаема отъ сестеръ, изыде тайно изъ монастыря, и въ несвѣдомыхъ мѣстѣхъ крыяшеся даже до преставленія своего къ Богу" [CDXCIV]. Когда нѣкто торговецъ Фускарій, у котораго жилъ св. Симеонъ, и его жена стали почитать послѣдняго за совершенное имъ чудо (онъ голыми руками принесъ горячихъ угольевъ), то „онъ бѣжа изъ дому того, и не возвратися, дондеже то чудо въ забвеніе пріиде" [CDXCV]. „Никтоже отъ человѣкъ вѣдяще добродѣтельнаго житія св. Прокопія Устюжскаго" [CDXCVI]. О св. Василіи московскомъ извѣстно, что онъ „ничтоже глаголаше, и аки безгласенъ творяшеся, утаитися мня отъ человѣкъ добродѣтельми, Богу же точію вѣдомъ быти" [CDXCVII]. „Никтоже вѣдяше добродѣтельнаго житія блаженнаго Исидора Ростовскаго"; онъ съ этою цѣлью устроилъ себѣ кущу въ такомъ мѣстѣ, гдѣ бы глазъ человѣческій не могъ замѣтить его молитвы [CDXCVIII]. „Мѣста идѣже обыче въ тайнѣ молитися св. Симеонъ никтоже вѣдяше" [CDXCIX]. Св. юродивые всегда запрещали разсказывать про свои добродѣтели, которыя какимъ либо образомъ становились явными. Такъ св. Іоаннъ Устюжскій взялъ клятву съ любопытнаго священника, подсмотрѣвшаго, какъ онъ легъ на горячіе уголья, – не разсказывать объ этомъ никому [D]. Св. Прокопій Устюжскій повѣдалъ клирику Симеону о явленіи ему ангеловъ Божіихъ подъ условіемъ никому не говорить до его смерти [DI]. Одна благочестивая константинопольская женщина по имени Варвара видѣла въ изступленіи одинъ разъ на площади близь „Константинова столпа св. блаженнаго Андрея, ходяща посредѣ многихъ, аки столпа пламеннаго блистающагося" и бѣсовъ, въ образѣ черныхъ эѳіоповъ, ходящихъ сзади его и говорившихъ о томъ, чтобы Богъ другого такого не далъ на землѣ, такъ какъ и этотъ юродивый „изжеглъ сердца наша и ругается всему міру", и научающихъ людей бить св. Андрея, который молился за нихъ. И вотъ видитъ Варвара, – раскрылось, подобно вратамъ, небо и вылетѣло оттуда множество красивыхъ ласточекъ и среди нихъ бѣлоснѣжный голубь большой величины, несшій въ клювѣ золотой масличный листъ; онъ человѣческимъ голосомъ проговорилъ: „пріими листъ сей, его же Господь Вседержитель посла ти отъ рая, въ знаменіе благодати Своея, занеже милостивъ еси и человѣколюбивъ, якоже и Самъ Онъ милостивъ, и прославитъ тя, и возвеличитъ милость Свою на тебѣ, занеже біющія тя прощаеши, и милуеши, и молишися о нихъ, да не имѣютъ въ семъ грѣха. Сія глагола голубь, сѣдѣ на главѣ святаго". Видя такое видѣніе благочестивая Варвара искушалась мыслью разсказать о немъ, чтобы люди знали, – какихъ свѣтильниковъ имѣетъ Господь на землѣ. Много разъ пыталась она повѣдать о бывшемъ видѣніи, но сила Божія „возбраняше ей". Послѣ встрѣтилъ ее св. Андрей и сказалъ: „храни тайну мою, Варваро, и никомуже повѣдай то, еже видѣла еси, донелѣ же пройду въ мѣсто селенія дивна, даже до дому Божія". Та сказала ему: „аще и хощу кому повѣдати, но не могу, честный свѣтильниче и святче Божій, возбраняетъ бо ми невидимая сила Божія" [DII]. Св. Андрей заповѣдуетъ одному монаху, избавившемуся отъ страсти сребролюбія по его молитвѣ: „блюди, да не повѣси яже о мнѣ никомуже: азъ же поминати тя начну день и нощь въ молитвахъ моихъ, да Господь Іисусъ Христосъ управитъ путь твой на доброе [DIII]. Онъ же, разсказавъ своему другу пресвитеру Никифору о восхищеніи его до третьяго неба и о видѣніи Іисуса Христа, „клятвами закля его, не повѣдати сего никомуже дондеже отъ тѣлесныхъ узъ разрѣшится” [DIV]. Избавивъ отъ смерти одного ростовскаго купца, спущеннаго съ корабля въ море, св. Исидоръ Твердисловъ запретилъ ему разсказывать объ этомъ чудѣ: „никомуже повѣдай о мнѣ, но сказуй, яко божественная сила избави тя отъ глубины морскія". Когда купецъ возвратился въ Ростовъ, то увидѣлъ здѣсь св. Исидора юродствовавша; онъ снова „прещаше ему, да ни кому же повѣсть бывшаго на мори, и храняше то въ молчаніи купецъ оный даже до преставленія угодника Божія, сице и другія чудодѣянія его тайно совершахуся [DV]. Св. Симеонъ Юрьевецкій, когда увидѣлъ его нѣкто переходящимъ Волгу, какъ по суху, сказалъ ему не безумствуя: „именемъ Божіимъ заклинаю тебя – никому не сказывай, что ты видѣлъ, какъ я ходилъ по Волгѣ, доколѣ я не отойду къ Господу, иначе если ты объ этомъ разскажешь, то вмѣсто благословенія, получишь отъ Бога наказаніе. Богу угодно, чтобы ты узналъ о мнѣ недостойномъ рабѣ Его, послѣ же моей смерти объявишь это о мнѣ, если будетъ на то воля Божія” [DVI]. Какая то невидимая сила удерживала тѣхъ, которые думали разсказывать про дѣла св. юродивыхъ. Такъ, избавленный отъ прелюбодѣянія нѣкій юноша, „не можаше исповѣдати Симеона, яко исцѣли его". Нѣкто Балій тоже, не можаше изъявити цѣлителя своей изсохшей руки, токмо глаголаше: „яко инокъ нѣкій носяй на главѣ своей вѣнецъ отъ финиковыхъ вѣтвей, исцѣли мя" [DVII].