Грета клялась, что никуда не уедет, разве что поглядеть на дом Бжизека, что она вернется ко мне… но мы обе знали правду.
— А это кто? — Эль вытащил из рукава второй леденец. — М-мне в детстве з-зап-прещали ч-человеческие с-сладости.
Я вздохнула.
И шлепнула тонкую ниточку из белых лепестков. Конфета моя и только.
Тень же, о которой спрашивал Эль, решилась-таки пересечь линию забора к огромной радости колючек. Малина застыла, притворяясь обыкновенным кустарником, и тень, совершенно осмелев, нырнула в кусты. Задребезжали струны лютни.
Могучий бас заставил мое платьице замереть, а у меня едва петушок из руки не выпал. Завыли соседские собаки, то ли подпевая, то ли умоляя заткнуться.
— Поклонник, — вынуждена была признаться я. — Когда Грете про нас сообщили, она немного… разозлилась…
…и приложила несчастного то ли сковородкой, то ли кочергой, то ли шляпной коробкой, набитой подарками.
Бедолага надрывался, собаки подхватывали… распахнулось окно, но гном был уже учен, успел отступить, и ведро ледяной воды пролилось на малину.
— Дай мне по рожкам… — мрачно произнес Эль. И вздрогнул. — П-прости… с-сочинилось… в с-стиле.
Кажется, я дурно на мужа влияю.
С другой стороны, вокруг слишком много желающих повлиять хорошо. Этак, глядишь, и заболеет.
Окошко меж тем распахнулось настежь к преогромной радости гнома, который в это окошко запустил огромным букетом. Надеюсь, не розы…
— Я тебе! — рык Бжизека заставил воющих собак заткнуться.
Значит, розы.
Хлопнула дверь, и гном поспешил ретироваться: к близкому знакомству с папенькой он, похоже, морально готов не был. А из окна выглянула Франечка и громко закричала:
— Юся, иди кашку кушать!
Собаки вновь взвыли. Папенька добавил пару оборотов из тех, что хорошо откладываются в памяти, а Грета, зуб даю, розами занялась…
Семья, чтоб ее.
— Завтра уже уедут, — сказала я, откусывая петушку голову. — И скучать не буду.
Наверное.
Почти.
Разве что самую малость. Я ведь привыкла к тишине…
— Юся, кашка стынет!
— Юська! — Гретин вопль заставил белые лепестки встопорщиться, и шаль стала в два раза объемней.
— Кашку будешь? — меланхолично поинтересовалась я. А Эль вздохнул и сказал:
— Буду. Д-дома… б-бабушка учит м-маминого п-повара п-правильно г-готовить… з-здоровую еду.
Еще более здоровую, чем прежде?
Он подал руку, помогая выпутаться из гамака, и спросил:
— А м-можно я у тебя п-поживу? П-потом, когда они уедут? А то… б-бабушка н-носочки вяжет… и… я п-посуду мыть умею.
…что ж, посуда — это аргумент. И вообще родному мужу помогать надо. А что до остального…
— Юся! — бас папеньки вновь заткнул всех окрестных кобелей, кроме гнома, отбежавшего на довольно приличное расстояние и теперь, к превеликой радости соседей, горланившего песню о великой Гретиной красоте. — Кашка стынет…
…родственники, мать их.
И кашка.
Кашка — это серьезно.
Часть 4. За что не любят некромантов
Я сидела в саду, смотрела на эльфийские подштанники, которые вяло шевелились на ветру, и думала о вечном. Думалось, говоря по правде, погано. Все ж подштанники своим жизнерадостным морковным колером несколько сбивали с толку и настроения.
А что?
Осень на дворе. Трава пожухла. Листья пожелтели, и даже малина несколько утратила былую прыть. То тут, то там в зарослях ее еще виднелись белые звездочки цветов, но как-то неубедительно, что ли? Зато шипы выросли и обрели нарядный багряный окрас.
Шел дождь.
Третий день, к слову, шел. Такой вот мелкий моросящий, от которого вроде бы как и прятаться смысла особого нет, но и лезть в эту водяную взвесь никакого желания. Влага пропитала все, за исключением злосчастных подштанников: стены дома, крышу, которая стала подтекать, скромно намекая, что ремонт сделать-таки стоит, и пол на кухне. Доски раздулись, пошли горбами, и в том мне виделся высший знак скорой беды.
Какой?
А кто ж его знает. Просто… слишком уж спокойно все было в городе, и сейчас, и в последние месяцы. Ни тебе нежити непонятной, ни даже обыкновенных скандалов, что прежде случались с завидной регулярностью. Поговаривали, что даже на рынках обвешивать стали будто бы меньше, но это уж точно врали.
Я вздохнула.
И ткнула пальцем в конверт, который устроился между чашкой и серой лужицей, что натекла с потолка. А ведь супруг еще когда грозился с крышею разобраться.
И где его бесы носят?
Как ушел к мамочке в гости, так и… решил остаться? Мог бы записочку прислать, чтобы не волновалась. Нет, я особо и не волнуюсь.
Так, слегка.
Все-таки эльф.
И вообще муж… и я к нему даже привыкла. Он в самом деле оказался тихим, нетребовательным, а еще на удивление полезным в хозяйстве.
Стулья вот починил.