Юся и эльф (СИ)

— В каком смысле?

Нога ныла. Рука все еще чесалась, а терпение иссякало, как и, подозреваю, отведенное нам время. Что-то сомнительно, что с восходом солнца Юся возьмет и ослабеет. Нет, что-то другое быть должно…

— Почему ты ее любишь? За что? Она красивая? Я была красивой.

— Для меня — да.

Мило. А еще говорят, что эльфы не лгут… ага, как же.

— Добрая? Умная? Хозяйственная…

…вот тут даже он не выкрутится, потому что хозяйственности во мне, что в бродячей кошке. То ли маменькино наследие, то ли собственная придурь.

— Она просто есть, — Эль осторожно коснулся волос. — И этого достаточно. Я… не знаю почему.

— Просто есть? И этого достаточно, чтобы ты остался? Умер?

— Да.

— А она… она тоже готова умереть за тебя?

— Не знаю. Но… она же пришла сюда.

На собственную голову. Ладно, подслушивать, может, и полезно, но подозреваю, мой благоверный давно уже понял, что я далеко не в обмороке.

— Лежи, — сказал он, когда я попыталась сесть.

— Сумку дай…

Любит он.

За просто так… за просто так и лебеда не растет, а тут любовь… и не буду я верить. Не собираюсь, потому что… была у меня уже одна любовь, ободрала душу. Правда, теперь я понимаю, что это и не любовь вовсе, что…

Не важно.

— Там склянка быть должна. Синенькая… кажется, синенькая, с желтой пробкой. И ребрышками, — говорить о склянках проще, чем о любви. И когда Эль подал — с первого раза нужное нашел, надо же, я в собственной сумке иногда теряюсь, а он сумел — я вцепилась в пробку зубами.

— Ты его крови, — сказала Юся, разглядывая нас с каким-то нездоровым любопытством.

Укрепляющая настойка была горькой.

А тонизирующая оставила на языке характерный привкус гниющего мяса, от которого теперь дня три не избавиться. Когда-то Грета пыталась улучшить вкус, но добилось лишь того, что у мяса появился совершенно неуместный привкус шоколада.

— Чьей?

— Его. Моего… Тодика. Слабая, я чувствую. Но его.

— И поэтому ты меня убьешь?

— Пока не знаю…

— Как решишь, скажи, — меня передернуло, зато я сумела подняться, зацепившись за край гроба. Надо же… крови… матушка была не отсюда… стало быть, батюшка?

Думать об этом не хотелось.

И вообще, нежить могла ошибиться.

— Он… другой, который его сын. Или внук. Или кто там… приходил. Раньше. Думал, его сил хватит… предложил откуп… сказал, жизнь за жизнь.

— А ты?

— А я сказала, что мне лишь бы какая жизнь не подойдет.

Принципиальная нежить, стало быть.

Тело в гробу выглядело… да так, как положено мумии, и выглядело. Иссохшие ткани стянули кости, и потому поза казалась странноватой. Истлевшее платье, точное копия того, которое еще держалась на Юсе. Затянутый паутиной жемчуг.

Череп.

Остатки волос, приклеившиеся к нему с пергаментной кожей.

— Не смотри, — сказал Эль нежити, набрасывая на тело свою куртку. — Не стоит. Там уже не ты… позволь.

— У тебя дыра в боку, — на всякий случай напомнила я.

— Мне уже лучше.

Прелесть какая… еще немного посидим, так вообще захорошеет. Герой ушастый, чтоб тебя… вот выберемся, точно маме нажалуюсь. И бабушке тоже. Пусть потом попробует им доказать, что он взрослый, самостоятельный…

Эль поднял тело.

— Она легкая.

А Юся посторонилась.

Всхлипнула.

Ей страшно. Она умерла, но это еще не значит, что она готова уйти. А я… я подошла к ней и протянула руку.

Она же коснулась ее.

Осторожно так, будто не веря, что я и вправду готова поделиться, что кровью, что теплом. Наверное, я и не готова. Но показалось, что это прикосновение ей нужно.

И мне нужно.

Странно смотреться в черные глаза нежити и искать в них что-то человеческое. Странно рассчитывать на милосердие того, кто сам его не получил. И странно ждать от существа, проведшего много лет взаперти, что оно просто возьмет и простит.

Я бы не сумела.

— Пойдем, — сказала я, сжимая хрупкую ледяную ладошку. — Наверху не так и страшно. А уходить тебе не обязательно.

— Я тебя убью, — всхлипнула Юся. — Он обещал прислать свою кровь… он обещал…

— Такой же засранец, как и его предок…

…наверное, мне стоило раньше озаботиться поисками батюшки. Слышала, всех сироток это волнует и вообще для нормальных людей желание знать свои корни… нормально.

Нашла бы.

Бросилась бы на шею… а там… нет, ну его, подобную родню.

— Веди уже, убийца, — я подняла с земли жемчужину.

— Нет. Стой. Возьми. Там. В ногах. Ты сможешь… его кровь, его сокровище… он очень злился, что взять не может. Я обещала, что если он откупится, то я отдам… отдаю…

Ее улыбка была… нехорошей.

Но к гробу я вернулась. Заглянула и поморщилась: не знаю, что это было раньше, но теперь ткань превратилась в сухое тряпье, которое не рассыпалось лишь чудом. Внутри нащупывалось что-то твердое и липкое, лучше не думать, в чем измазанное.

Наверху посмотрю.

Чуется… не станут меня убивать.

— Идем, — я снова взяла Юсю за руку. — И подумай вот над чем. Я могу отправить тебя прочь…

…и должна бы это сделать, ибо клятва некроманта, защищать, искоренять и все такое… но вот… не то, чтобы желания не было. Не отпускало ощущение, что все это неправильно.

А наверху разгулялся ветер.