Юся и эльф (СИ)

В конце концов, может, нам тут жизни осталось на пару дней, а я страдаю о несбыточном. Или сбыточном?

— Что это такое? — я ткнула пальцем в горшок. Предыдущая тема беседы мне не слишком нравилась, а другие на ум не приходили.

— Не уверен, но... мы мало знаем о драконьей флоре.

— Драконьей?

Дохлый цветок с драконами увязывался прочно.

— В драконьих горах сложился совершенно особый климат. Во многом благодаря свойствам самих драконов.

Драконы.

Кто бы мог подумать...

— Как бы то ни было, но... нрав у них на редкость неуживчивый, а уж о том, чтобы подпустить кого-то к гнездовьям...

— С чего ты вообще взял, что это имеет отношение к драконам? — я ткнула пальцем в былинку, которая качнулась, но как-то вяло.

— Остаточные эманации силы.

Значит, имеет.

Я вздохнула и устроила голову на плече мужа. Драконы, некроманты... да катись оно все пропадом. У меня выходной.

— И... — драконы катиться не желали. — Как его оживить?

— Не знаю. Мою силу он не принимает, — Эль отставил горшок, который тотчас оказался в заботливых объятьях малины. Плети зашуршали, утаскивая очередного страдальца в колючее нутро. Вот и как мне его оттуда выковыривать?

Зазвенел эльфийский сиротка, и листья его мягко засветились в лунном свете. Звезда расчертила небосвод, а я вздохнула и сказала:

— Бочку в подвал спустишь?

— С капустой?

Я кивнула.

— Может... его куда-нибудь... кому-нибудь... передать?

— Кому?

А то я о том не думала. Но... кому? Папеньке последним штрихом зловещего его плана? Или сразу императору? Императору я, быть может, и отдала бы, но что-то подсказывало, что вряд ли меня удостоят аудиенции. А бочка... она бочка и есть.

С капустой.

Все равно квашеную не люблю.

...ночь выдалась дождливой.

Дождь начался с мягкого шелеста воды об оконное стекло, продолжился частой дробью по крыше. Он успокаивал и навевал обманчивое ощущение, что мир за пределами дома вовсе прекратил свое существования, но так даже лучше.

Нет мира.

Нет хлопот.

Разве что вот бочка, в которой почти утонула шкатулка, отправилась в подвал. Интереса ради я вытащила тонкую капустную нить, понюхала даже, пытаясь определить, изменилась ли она, но попробовать так и не рискнула. Лапа ворочалась, шевелила пальцами, скреблась о дно шкатулки, но предыдущие сотни лет показали, что шкатулка сработана на совесть. Глядишь, еще пару недель продержится.

Из подвала я выбралась с банкой малинового варенья.

Эль и Грен беседовали, и со стороны это смотрелось почти мило. Хотя подозреваю, речь шла не о том, как стол править. Я посидела рядом, честно пытаясь вникнуть в особенности процесса, который Глен гордо именовал клеточной печатью, но плюнула.

Было лень. Порой вот приключались такие, совершенно ленивые дни. И нынешний был явно из их числа.

Дождь шел. Малина зеленела, во всяком случае, мне показалось, что ныне она была куда как зеленее, чем вчера. Эльфийский сиротка покачивался, явно забавляясь с нитями дождя. Он собирал капли в ручейки, а их сливал в ручьи, устраивая водопад.

Было почти красиво.

Очистки совести ради, я сунулась в колючее кубло, желая убедиться, что драконьи былинки все еще живы, но в горшке образовалась молодая поросль малины.

— Совести у тебя нет, — проворчала я.

На что малина поспешила уверить, что совесть у нее есть, просто рудиментарная. Отодрав колючки от брюк, я вернулась в дом.

И чем заняться?

От скуки я убралась, потом прилегла с книгой, а когда очнулась, обнаружила, что и супруг, и Глен исчезли. Вот же... и записки не оставили. И вот что мне теперь думать?

Я вышла во двор.

Смеркалось.

Сумерки сгустились до того гадостного состояния, когда было непонятно, то ли существует вон та тень у забора, то ли мерещиться она мне. И главное, совершенно не понятно, куда эту парочку понесло посреди ночи.

А мне что делать?

Сидеть и ждать?

Идти искать?

И куда?

— А ты что скажешь? — поинтересовалась я у дерева, которое радостно зазвенело листвой, то ли пыталось успокоить, то ли, напротив, подталкивало к подвигу. — Вернется, уши оборву, чтоб неповадно было.

В звоне почудилась легкая укоризна.

— Оборву, оборву... я тут... волнуюсь, а они шляются. И не надо мне говорить, что и я тоже. Сама знаю, что я тоже, но это же еще не повод!

Малина отряхнулась от воды и расправила плети.

Надо же... а былинка — не такая и былинка. Хрупкий стебелек расправился, ощетинившись мелкими, но весьма пакостными с виду колючками, среди которых то тут, то там проглядывали седые, будто пылью припорошенные, листочки. Впрочем, было растение — надеюсь, что все-таки растение, поскольку пара жуков, насквозь пронизанных колючками — еще довольно слабеньким. И пара побегов малины, сплетших гнездо по краю, угрожающе зашелестели, стоило мне поднести руку к горшку.

— Да не собираюсь я его трогать!

Совсем страх потеряли.

Малина завозилась, явно пытаясь донести до меня какую-то очень важную мысль. Главное, горшок у меня не собиралась забирать, что уже хорошо.

— Юся... — этот тихий шелестящий голос во мраке заставил меня подпрыгнуть. Грозно зазвенело дерево, взвились плети малины, разворачиваясь во весь свой немалый размер. — Я не причиню вреда твоему дому...