Юся и эльф. Все любят котиков

– С чего ты вообще взял, что это имеет отношение к драконам? – я ткнула пальцем в былинку, которая качнулась, но как-то вяло.

– Остаточные эманации силы.

Значит, имеет.

Я вздохнула и устроила голову на плече мужа. Драконы, некроманты… да катись оно все пропадом. У меня выходной.

– И… – драконы катиться не желали. – Как его оживить?

– Не знаю. Мою силу он не принимает, – Эль отставил горшок, который тотчас оказался в заботливых объятьях малины. Плети зашуршали, утаскивая очередного страдальца в колючее нутро. Вот и как мне его оттуда выковыривать? Зазвенел эльфийский сиротка, и листья его мягко засветились в лунном свете. Звезда расчертила небосвод, а я вздохнула и сказала:

– Бочку в подвал спустишь?

– С капустой?

Я кивнула.

– Может… его куда-нибудь… кому-нибудь… передать?

– Кому?

А то я о том не думала. Но… кому? Папеньке последним штрихом зловещего его плана? Или сразу императору? Императору я, быть может, и отдала бы, но что-то подсказывало, что вряд ли меня удостоят аудиенции. А бочка, она бочка и есть.

С капустой.

…ночь выдалась дождливой.

Дождь начался с мягкого шелеста воды об оконное стекло, продолжился частой дробью по крыше. Он успокаивал и навевал обманчивое ощущение, что мир за пределами дома вовсе прекратил свое существования, но так даже лучше.

Нет мира.

Нет хлопот.

Разве что вот бочка, в которой почти утонула шкатулка, отправилась в подвал. Интереса ради я вытащила тонкую капустную нить, понюхала даже, пытаясь определить, изменилась ли она, но попробовать так и не рискнула. Лапа ворочалась, шевелила пальцами, скреблась о дно шкатулки, но предыдущие сотни лет показали, что шкатулка сработана на совесть. Глядишь, еще пару недель продержится.

Из подвала я выбралась с банкой малинового варенья.

Эль и Грен беседовали, и со стороны это смотрелось почти мило. Хотя подозреваю, речь шла не о том, как стол править. Я посидела рядом, честно пытаясь вникнуть в особенности процесса, который Глен гордо именовал клеточной печатью, но плюнула.

Было лень. Порой вот приключались такие, совершенно ленивые дни. И нынешний был явно из их числа.

Дождь шел. Малина зеленела, во всяком случае, мне показалось, что ныне она была куда как зеленее, чем вчера. Эльфийский сиротка покачивался, явно забавляясь с нитями дождя. Он собирал капли в ручейки, а их сливал в ручьи, устраивая водопад.

Было почти красиво.

Очистки совести ради, я сунулась в колючее кубло, желая убедиться, что драконьи былинки все еще живы, но в горшке образовалась молодая поросль малины.

– Совести у тебя нет, – проворчала я.

На что малина поспешила уверить, что совесть у нее есть, просто рудиментарная. Отодрав колючки от брюк, я вернулась в дом.

И чем заняться?

От скуки я убралась, потом прилегла с книгой, а когда очнулась, обнаружила, что и супруг, и Глен исчезли. Вот же… и записки не оставили. И вот что мне теперь думать?

Я вышла во двор.

Смеркалось.

Сумерки сгустились до того гадостного состояния, когда было непонятно, то ли существует вон та тень у забора, то ли мерещиться она мне. И главное, совершенно не понятно, куда эту парочку понесло посреди ночи.

А мне что делать?

Сидеть и ждать?

Идти искать?

И куда?

– А ты что скажешь? – поинтересовалась я у дерева, которое радостно зазвенело листвой, то ли пыталось успокоить, то ли, напротив, подталкивало к подвигу. – Вернется, уши оборву, чтоб неповадно было.

В звоне почудилась легкая укоризна.

– Оборву, оборву… я тут… волнуюсь, а они шляются. И не надо мне говорить, что и я тоже. Сама знаю, что я тоже, но это же еще не повод!

Малина отряхнулась от воды и расправила плети.

Надо же… а былинка – не такая и былинка. Хрупкий стебелек расправился, ощетинившись мелкими, но весьма пакостными с виду колючками, среди которых то тут, то там проглядывали седые, будто пылью припорошенные, листочки. Впрочем, было растение – надеюсь, что все-таки растение, поскольку пара жуков, насквозь пронизанных колючками – еще довольно слабеньким. И побеги малины, сплетших гнездо по краю, угрожающе зашелестели, стоило мне поднести руку к горшку.

– Да не собираюсь я его трогать!

Совсем страх потеряли.

Малина завозилась, явно пытаясь донести до меня какую-то очень важную мысль. Главное, горшок у меня не собиралась забирать, что уже хорошо.

– Юся… – этот тихий шелестящий голос во мраке заставил меня подпрыгнуть. Грозно зазвенело дерево, взвились плети малины, разворачиваясь во весь свой немалый размер. – Я не причиню вреда твоему дому…

…она стояла у ограды, разглядывая и сам дом, и двор с немалым интересом.

Она все еще была мертва, причем настолько, что даже в сумерках и издали ее сложно было принять за живую.

– Здравствуй, – я прижала горшочек к груди. – Что-то случилось?

Сомневаюсь, чтобы моя тезка ради собственного удовольствия явилась сюда. Да и то… как она вообще смогла преодолеть ограничение?

– Случилось, – ответили мне. – Я чувствую, как истончается ткань мира. И мертвые волнуются.

– Поверь, живые тоже далеко не спокойны.

Юся кивнула головой.

– Твоя кровь как нить.

Вот уж… не было печали.

– А то, что ты взяла, якорь.