Юся и Эльф

Но вот коридор вильнул в последний раз, подло подставив подножку из трех гранитных осколков, намертво впаянных в пол, и вывел к залу.

К такому типично гномскому залу, каковыми их в учебниках истории рисуют. Эта пещера, предполагаю, что изначально исключительно естественного происхождения, за последние пару сотен лет преобразилась. Она расширилась, приобрела приятную округлость свода, выложенного полудрагоценными камнями. Появились колонны, отсутствие изящества которых сполна компенсировалось внушительностью. На пол легла сложная мозаика, изображавшая то ли сотворение мира, то ли героические хроники из жизни Северного кряжа…

Стены укрыли драгоценными камнями.

Воткнули пару сотен светильников, от энергии которых кожа зачесалась.

А заодно уж согнали толпу встречающих. Я остановилась. Вот как-то не внушает мне доверия это благочинное собрание. Гномы, гномы и еще раз гномы. Совсем старые, частью облысевшие, но при этом с бородами, закинутыми на плечо. И молодые. И совсем юные. И в том смутном возрасте, когда собственно сам возраст определить почти невозможно.

Главное, что было их даже не сотня, сотню я бы как-нибудь перенесла.

Две? Пять? Десять?

Над гномьими головами вздымались штандарты, а от блеска украшений, которые нацепили на себя многоуважаемые гномки, слепило глаза.

Или от светильников все же?

– Клеповицкие – очень большой род, – тихо произнес папенька.

А я закрыла приоткрывшийся было рот: после выскажусь. Наедине. С собой.

Сипели трубы, блеяли рога горных туров, перехваченные медными кольцами. И звук их, отраженный стенами, заставлял пещеру трястись, а меня морщиться.

Я даже палец в ухо засунула.

– Мы рады приветствовать гостей Северного кряжа, – рявкнул пухлый гном, обряженный в алую хламиду. Хламида, пусть и шелковая, щедро украшенная вышивкой и красными каменьями, смотрелась нелепо, а уж остроконечный колпак с темным, цвета венозной крови камнем и вовсе был, мягко говоря, странен.

– Советник, – произнес Эль тихо. – Правая рука патриарха.

Упомянутый патриарх восседал на уродливого вида кресле. Сделанное из переплавленных секир и ломов, украшенное то ли рубанками, то ли киянками, то ли и тем и другим, и еще прочим разнообразным инструментом, оно выглядело на диво неудобным.

А еще кресло было велико. Приземисто. И почему-то кривовато. Во всяком случае, левый подлокотник был заметно выше правого, к которому патриарх и сполз вместе с пухленькой подушечкой. Впрочем, он изо всех сил старался выглядеть грозным, топорщил седую бороденку и бровями играл, изображая, кажется, глубокую работу мысли, но все одно казался безобидным милым дедом.

Он позевывал и тер глаза, моргал отчаянно.

И, честно говоря, складывалось впечатление, что он не слишком хорошо понимает, где находится и как сюда попал.

– И мы рады, – откашлявшись, ответила Грета. Только голос ее, не усиленный магией, потонул в гомоне толпы.

Гномы заговорили все и сразу.

Кто-то, кажется, обсуждал вчерашние новости, кто-то – Гретин наряд, сшитый в лучших столичных традициях, но здесь, на Северном кряже, неуместный и даже смешной. Досталось и Бжизеку, а щеки Франечки стали краснее свеклы…

– Не обращай внимания, – Эль кивнул старичку, который ерзал, силясь сохранить равновесие. А я разглядела, что кресло и вправду перекосилось. Ножки справа выгнулись, того и гляди треснут. – Это обычная практика. Им нравится ставить гостей в неудобное положение.

Я кивнула.

Практика, стало быть… а положение… они говорили и поглядывали на нас, мол, что будем делать среди всей этой толпы разряженных гномов.

– Грета, – довольно громко спросила я. – А ты сильно замуж хочешь?

– Уже не знаю, – сестрица вздохнула и ковырнула розовый камушек, которыми было расшито платье. – А что?

– Меня от такого гостеприимства домой тянет. – И ведь не соврала же.

Бжизек испустил очередной тяжкий вздох, то ли сетуя на мою невоспитанность – нехорошо уходить, даже чаю не попимши, то ли на обстоятельства нынешнего бытия, но Франечка отчаянно закивала.

– Тогда, полагаю, нам стоит вернуться, – произнес Эль, и тут толпа несколько примолкла.

А заодно на ковровой дорожке, постеленной, надо полагать, чтобы гости дорогие с пути не сбились, появилась гномка весьма солидных статей. Ну как солидных… в общем, что вверх, что вширь стати были примерно одинаковы. Платье из алого же – полагаю, родовые цвета – шелка лишь подчеркивало монументальность фигуры. На внушительной груди в три ряда возлежала золотая цепь, щедро усыпанная драгоценными камнями. В прическе поблескивали алмазы, с ушей свисали массивные серьги.

Золотые браслеты. Золотые кольца и перстни. Золотой пояс. И золотые цепочки, к поясу прикрепленные. Не удивлюсь, если и туфли ее из золота отлиты.

– Здравствуй, дорогая, – неискренне произнесла гномка, разглядывая Грету и при этом щурясь на оба глаза. – Я несказанно счастлива, что ты приняла мое приглашение.

Ага, а уж мы как счастливы.

И главное, толпа резко смолкла. Теперь все, за исключением придремавшего на троне патриарха – бедолага закутался в подбитую мехом мантию, – смотрели на нас, и только на нас.