Юся и Эльф

Эль молча вышел, чтобы вернуться с листом и самопиской.

– Это только часть. Я ведь что? Меня еще в университете подцепили. Думал, буду наукой заниматься. И занимался, да… Знаешь, какая в доме лаборатория? В университете такой не было! Я, как увидел, просто… первый год словно во сне. Это как… не знаю, опьянение.

Он сунул палочку в шевелюру и поскреб.

– Еще там, когда мы учились, мне сказали, что тема на защиту у меня, конечно, интересная, но вот всякого рода пологов есть больше полусотни, и еще один ничего существенно не изменит. Это зря. Мне ведь удалось не только стабилизировать его, но и сделать динамичным. Представляешь? Ты можешь двигаться, и он будет изменяться вместе с тобой. В общем, там мало оставалось до апробации. Я думал заявить уже, но мне намекнули, что есть вещи куда более занимательные. К примеру, изучение нежити…

Глен встал. Сложил пополам лист и протянул его моему супругу.

– К примеру, знаешь, что нежить не трогает друг друга? И те же грызлы могут спокойно сосуществовать рядом с макошами, пожирающими даже камни? А пожорник внимания не обратит на стаю мравок. Как они понимают? Ладно когда речь идет об условно-разумных существах, но ведь есть еще и те, у кого мозгов и в зачаточном состоянии нет.

– Есть же…

– Я знаю. Официальная теория. Только она не работает. Сама посуди. Запах. Да, существует нежить с необычайно острым обонянием, – Глен встряхнулся, как бывало всегда, когда он заговаривал о работе, которую, пожалуй, единственную любил со всей возможной искренностью. – Но… проводились эксперименты. Кем? Не спрашивай. Подробности… после.

Он потянулся.

– Так вот, животных покрывали вытяжкой из разных особей нежити. И ни разу, ни разу не сработало… тепло? Аура? Ее закрывали щитом. Более того, копировали внешний слой дефектной ауры мертвецов, разных, включая лича. И вновь же нежить не обманывалась. Понижали температуру тела, хотя это глупость, поскольку в активной нежити идут физиологические процессы. И температура тела того же умертвия, конечно, много ниже человеческой, но отлична от нуля. Визуальная картина? Звуки, которые твари издают? Все это не единожды испробовано.

– Кем? – Эль разглядывал листок, и вид у него был презадумчивый.

– Нашлись… умельцы. Отчасти, как я понял, Марисса и ее дядюшка просто собрали все работы по теме. И были весьма дотошны, я вам скажу. Они умудрились достать протоколы испытаний защитного амулета, которым две сотни лет. Кстати, на редкость интересная задумка. Амулет заменял ауру, понижал температуру и создавал запах разлагающегося мяса. Но не работал. Испытуемых задрал грызл. Еще была такая штука, которая испускала неслышимый человеческим ухом звук. Вроде бы как ряд мелких тварей издает подобный. В общем, как понимаете…

Не сработало.

А вот странно, что прежде я не задумывалась, собственно, а как и вправду твари отличают людей от себе подобных? Нет, есть такие, которые жрут всех, до кого дотянутся, но есть же весьма и весьма избирательные существа.

И ведь действительно, между собой они в основном спокойно уживаются.

– Ряд протоколов относились к недавнему времени. Работой занимался дед Мариссы. Ты его помнишь. Фамилия у него другая, точнее псевдоним. Иоганн Фзельский.

– Что?

Иоганн Фзельский читал «Теорию нежитиеведения» на первом курсе, «Основы защитных рун» на втором, да и треть предметов на старших. Был он сдержан. Дотошен до занудности и оттого не слишком любим. Хотя, следовало сказать, дело свое он знал. И… и все равно.

– Сам был в шоке, когда узнал. Марисса ведь… даже когда мы встречаться стали, ни словом. Он меня ей и порекомендовал. Я ведь рассчитывал, что с ним буду работать. Вместе. Но не срослось.

– Что с ним произошло?

Он просто исчез.

И появился новый наставник, который тогда раздражал своей суетливостью и непривычным многословием, а еще неуемной любовью ко всякого рода схемам. Помнится, мастер Виннегольд искренне полагал, что запомнить схему в двадцать уровней для студента проще, чем просто двадцать страниц учебника. А уж схемы свои любил он трепетной любовью…

Вспомню – вздрогну.

Пальцы Эля скользнули по моей руке, и Глен скривился:

– Нежничаете…

– Не завидуй, – сказала я, подвигаясь поближе.

А что, муж у меня хоть и тощий, но теплый. Что еще осенью надо?

Глен демонстративно отвернулся и губу нижнюю выпятил. Вот и как это понимать? Взрослый мужик, неужели и вправду думал, что я остаток жизни буду по нему страдать? Нет, я страдала. Честно. Несколько дней. Потом тоже страдала, но уже по другому поводу. И по третьему.

Жизнь, она вообще к страданиям располагает.

Глен вздохнул.

Вздохнул снова, погромче, пожалостливей, но, видя, что собеседники ему попались на редкость черствые, укоризненно покачал головой и продолжил:

– Умер он, как сказать, не то чтобы совсем… Он был великим ученым. Правда, слишком уж поверил в собственное величие и непогрешимость. В общем, он первым дошел до мысли о существовании так называемой materia mortuis…

И пауза. Театральная.