Юся и Эльф

– А ты знаешь, мне никогда блондины не нравились. И эльфы. Эльфы – так особенно, – сказала я доверительно, потому как желание говорить было сильнее меня. Я вообще, если подумать, силой воли не отличаюсь. – Но вот угораздило же замуж выйти. На самом деле я совершенно случайно, просто оно потребовало. Или она? Мне кажется, из него выйдет отличный бог. И муж так считает. Вам приходилось встречаться с богом? Нет?

– Чего она несет?

– Побочный эффект, – поморщился Краш, и лицо несколько утратило свою привлекательность. А вообще, если подумать, ему не обязательно быть красивым, если можно внушить, что он красив. И даже с внешностью работать не стоит.

Каждая жертва сама себе внешность придумает, именно ту, идеальную, подходящую лишь ей.

– Вот оно как, Краш…

Я говорю вслух. Рассуждаю.

Куда еще податься менталисту с таким даром? Нет, можно было бы куда более серьезные дела проворачивать, но за серьезное дело и вляпаться можно серьезно… не рискнет. Не похож на того, кто риск любит.

А вот сыграть в чужую любовь… Выпить жертву досуха. И бросить.

Исчезнуть на просторах империи, благо хватает городков, а в городках – одиноких женщин со смутными жизненными перспективами. Я говорила, заставляя себя улыбаться, надеясь ли, что терпения Краша хватит, что… или нет? Пощечина обожгла губы.

Обидчивый какой. Или я не права?

– Права, права, – согласился Меченый, запуская руку по локоть в бочку. Ту самую. С капустой. Я икнула и каплю крови слизала, заставив себя проглотить предупреждение. – Сцыкло он. И бабский угодник.

– Сам ты…

Краш обиделся всерьез.

Вот странное дело, к слову, связь наша, если присмотреться, была обоюдной. Как канат… и если схватить за него и потянуть… или нет, к чему тянуть?

Просто…

Я закрыла глаза и представила кладбище.

То самое, университетское, на котором третий курс практику начинает. И мы пошли. Я и… моя подруга, а с ней пока еще любовь всей моей жизни – Глен.

Тьма. Капель зловещая.

Сколько народу пытались понять, что и где капает, но не нашли. К пятому курсу приходит понимание, что нет ее, той выматывающей душу капели, но есть простенькая звуковая иллюзия.

Да, вот такая.

Краш дернулся и обернулся.

– Ничего не слышишь? – спросил он.

Меченый только головой помотал:

– Хороша капуста. Сама квасила?

– Сама, – призналась я. – Почти. Знакомый слегка помог.

Демон хихикнул. Что когтем по стеклу.

Краш аж крутанулся. Да, он у нас миру куда более открыт… ладно, капли капают, тьма сгущается. Туман, могилки. Заунывный вурдалачий вой. Нет, на университетских кладбищах вурдалаков не водится, но ведь на других встречаются же? И стало быть, добавим.

Земля мокрая. Чавкает.

Ага… а по лицу Краша пот бежит.

– Долго ты еще возиться собираешься? – Меченый жевал капусту, и с немалым энтузиазмом, чем, признаться, изрядно мешал. Вот тянуло посмотреть, с чего перерождение начнется. И начнется ли.

Может, капуста – она демонической силе неподвластна?

Демон обиделся. Так, слегка. И гость мой тоже в лице поменялся. А от стены донеслось:

– Неуютненько…

– Так не мамкин бордель, чтоб уютненько… – Меченый облизал пальцы, собрав и сок, и тонкие белесые нити, которые мне казались похожими на червяков. – Стало быть, упертая?

Краш кивнул. Как-то рассеянно.

Не отвлекаемся. Кладбище и могилка… разрытая, и дурацкая шутка, когда в плечи тычут, в могилку эту сбрасывая. И дно ее рушится, и кажется, будто летишь в яму, из которой не выбраться. Она глубока…

Нет, на самом деле сильно глубоких не копали. Кому оно надо, с проблемами потом разбираться? Но вот расширить, углубить рабочую могилку, положить тонкие доски, которые землицею присыпать. У некромантов на редкость дурацкие шутки.

И Глен, помнится, хохотал, глядя, как я пытаюсь выбраться.

А вот тебе, Краш, не позволю. Твоя могила будет глубока, а из дна ее рука костистая выглянет, вцепится в лодыжку. Дернет.

Он заверещал тоненько, обиженно и крутанулся, пытаясь избавиться от руки.

Выругался Меченый. А над головой моей свистнул нож, чтобы по самую рукоять войти в стойку.

– Не шали, – сказано было.

А я что? Я стою. Вспоминаю прекрасные студенческие годы. Да, после той ночи я неделю с Гленом не разговаривала, а он все не мог понять почему.

Смешно же.

Просто обхохочешься, до чего смешно.

Краш всхлипнул и вытер нос, из которого протянулась тонкая струйка крови. А то… нам говорили, что ментальный дар опасен прежде всего для носителя. У меня же еще много воспоминаний есть. Если он хочет.

Вот взять к примеру обыкновенного пожорника, из тех, что заводятся на старых кладбищах, когда концентрация силы на них превышает допустимую норму. Свивает себе гнездо…

– Нет! – взвизгнул Краш. – Хватит… ты… сам… она… не хочет.

Не хочу. Еще как не хочу.

А вот путы чужой воли ослабели. Мне, можно сказать, повезло. Будь Краш более опытным, я бы так легко не вывернулась. Но опытным он не был, привык, что жертвы сами рады обмануться, а стало быть, усилий прикладывать не приходится. Выучил пару фокусов, и все.

Я пошевелила пальцами. Сойдет.

Убивать людей, конечно, нехорошо, но и умирать во имя человеколюбия как-то по меньшей мере неправильно, что ли?