Юся и Эльф

Он поднялся на второй этаж. Выбрался в гостиную. Зашипел на мелкую собачонку, что устроилась в кресле, и та не решилась с кресла спускаться. И верно, убивать крысюку запретили.

Ни к чему привлекать лишнее внимание.

Нужное место он почуял шкурой, которая давно принадлежала не только ему. И остановился. Шерсть поднялась дыбом, а из горла донесся протяжный скрежещущий звук, заставивший несчастную собачонку забиться поглубже в кресло.

Крысюк не хотел идти дальше.

Остатки инстинкта самосохранения подсказывали ему, что стоило бы убраться, пусть в тот же подвал или хотя бы в нору, укрытую за старым шкафом. Но чужая воля подстегнула.

Вперед. И еще.

Он медленно затрусил вдоль стены, стараясь сродниться с нею. И чем ближе подходил, тем тяжелее получалось двигаться. Но вот он остановился перед дверью. Ощерился, уперся лапами в пол, пытаясь противостоять тому, что заставляло его идти вперед.

И шагнул. Застыл. Почти распластался.

Дверь кабинета открылась, едва не ударив по крысюку, но он успел отскочить, а заодно с самоубийственной смелостью нырнуть под ноги человеку, благо был тот слишком возбужден, чтобы обращать внимание на что-либо, кроме полупрозрачной колбы, в которой переливалось нечто темное.

– Марисса! Марисса, у нас получилось…

В лаборатории остро пахло смертью. И запах этот почти парализовал крысюка, заставил упасть на брюхо и заползти куда-то под шкаф. Он, прижавшись к стене, замер.

– Ты уверен? – этот голос был мягок, а ступала женщина столь легко, что крысюк заворчал.

Люди не должны ходить тихо. И пахнуть вот так, что… То, что управляло крысюком, отправило волну тепла, успокаивая.

– Почти, – крысюк видел ноги мужчины.

Лакированные ботинки, в которых отражался он сам. Видел и синие туфельки женщины. И саму женщину, чей запах неуловимо изменился.

– Мы проверим, – сказал мужчина, отставив колбу на край стола. Он, может, и не различал запахи, но чувствовал желание, исходившее от Мариссы.

И поддался ему.

Пускай. Хотя… не мешает же им запах смерти? Впрочем, да, люди и запахи…

Крысюк свернулся калачиком и прикрыл глаза. Позже, потом, он выберется из-под шкафа, чтобы пересечь мягкий ковер того темного цвета, что так удачно скрывает пятна. Он вскарабкается на другой шкаф, состоящий из множества ячеек, чтобы, оказавшись на самом верху, добраться до коробки…

Я открыла глаза.

Было… нет, не больно. Мерзковато слегка. Все же Марисса и… Образы крысюк передавал иные, но демон их вполне неплохо адаптировал.

Марисса, стало быть, и… хотя чему я удивляюсь? После демона-то и того, что лежало в коробке.

Я зажала рот обеими руками.

А Эль обнял. Он держал меня крепко, и его тепло успокаивало. Боги… хоть где-то мне повезло. А ему вот напротив.

– Что там? – он все же спросил.

А я ответила:

– Череп. Детский. Возможно, младенческий, так не поймешь. И… и если все вместе, то получается, – я сглотнула вязкую слюну, окончательно приходя в себя. – Рука и череп… и он тоже принадлежит демону. Он обещал ему воплощение.

Мысли, как ни странно, оставались на удивление ясными.

– И получил младенца своей крови, существо, принадлежащее обоим мирам… Только тот мой предок, он помешал воплощению. И перерождению.

И наверное, многое ему за то простилось, хотя не то, как он с Юсей поступил. Или это был уже другой предок? Мать его, одни проблемы от этого родового древа.

– Сейчас демон привязан к нашему миру.

Он не цельный. И ощущение этой нецельности мучительно. Я не способна найти слов, чтобы описать, что он испытывает.

И не хочу. А хочу я, чтобы все это закончилось.

– Что ж, – Эль понял и так. – Значит, подумаем, как достать череп. Крысюк…

– Не унесет, а нескольких заметят. И что покрупнее… И думаю, нам просто повезло, вряд ли он оставляет лабораторию без защиты. Нет, надо обращаться к специалистам…

И, проклятье, я даже знала к кому.

История седьмая Когда некроманты любят

– Я всегда знал, что дурь человеческая непостижима, – задумчиво произнес человек, ковыряясь пальцем в ухе.

Сегодня он выглядел… почтенно, пожалуй. Седые волосы, аккуратная стрижка, бородка, заплетенная в три традиционные гномьи косицы, этаким намеком на дальнее и весьма дальнее родство. Костюм из хорошей ткани и даже витая цепочка, исчезавшая в нагрудном кармане.

Часы у сего благообразного господина тоже имелись.

И ботинки с непомерно длинными, по последней столичной моде, носами. На носах, правда, поблескивали полосы металла, и подумалось, что если таким в колено пнуть, то колено и хрустнет. Белые пальцы человека возлежали на горбатой рукояти трости.

– Но чтобы настолько…

Он укоризненно покачал головой, а тросточка ударилась о пустую бочку. И звук вышел громкий, гулкий. А ведь и тросточка непростая. Рунами вон исписана и свинцом, подозреваю, улучшена, на всякий случай, если руны не помогут.

– Девонька, – он чуть подался вперед, мягкое текучее движение, из-за которого Эль подобрался. – В своем ли ты уме?

– Сама не знаю, – честно ответила я.