Юстиниан. Топот бронзового коня

    В тот же вечер Феодосий скончался, и его похоронили в родовом склепе, вместе со своими родными. На похоронах присутствовали только пятеро: Антонина, Янка, Прокопий, Каллигон и слуга Кифа; Велисарий был ещё в поездке во Фракии, Магна с детьми жила у мужа в Карфагене, а от Комито никто пойти не сумел. Так и проводили в последний путь - тихо, скромно, без широкой огласки. Кифа предложил помянуть усопшего, но согласие выразил лишь один историк. Оба мужчины дома по-холостяцки быстренько накрыли небольшой столик и сидели за ним, а не возлежали. Подняли бокалы, не чокаясь, выпили и заели сыром. Оба были одного возраста - около пятидесяти, но ещё не старые, не совсем седые и слегка лысоватые. Кифа, заимевший круглое брюшко, выглядел похуже, так как много пил, а Прокопий смотрелся очень даже молодцевато - энергичный, поджарый. Говорили, как и принято в таких ситуациях, о политике, играх на ипподроме и женщинах. Дружно ругали Феодору, это шлюху на троне, интриганку, злодейку, заодно и Юстиниана, тоже бестию, человека хоть и здравомыслящего, но ведущего империю к гибели.

    - Это как понять? - возмущался слуга. - Я своей старухе-матери отправляю раз в месяц письма в Сердику. Раньше шли четыре дня, а теперь две недели! Разве это порядок?

    - Государственная машина прогнила, - вторил ему историк. - Взятки берут практически все. Продают должности и блага, нет ничего святого.

    - Ты напишешь об этом в своих трудах? - спрашивал лакей.

    - Шутишь? Никогда. Я себе не враг. Мне тут от лица его величества заказали сочинить трактат о постройках в эпоху Юстиниана. Вот над ним и работаю. Выйдет панегирик.

    Челядинин поднимал палец кверху:

    - Вот мы как живём: думаем одно, делаем другое и боимся говорить правду. А Юстиниан богатеет. И никто не осмелится его не послушать. Был один сильный Велисарий, да и тот иссяк.

    - Всё из-за жены.

    - Всё из-за жены, совершенно верно. Жены - это проклятье. Хорошо, что мы с тобой не женаты.

    - Нет, в семейной жизни есть свои прелести.

    - Я не отрицаю, но плохого всё-таки больше.

    - Как, а дети? Дети людям необходимы. Я жалею, что у меня нет детей, - говорил Прокопий. - Вот состарюсь - кто тогда мне поможет? Сохранит мои пергаменты после смерти?

    - Ерунда, - отзывался Кифа. - Дети - сплошь неблагодарные твари, думают только о себе. И ещё, поверь, неизвестно, подадут ли отцу в смертный час воды. А твои пергаменты тут же отвезут на свалку или продадут старьёвщику по дешёвке.

    - Нет, не отвезли бы, я бы воспитал отпрысков как следует. Ты вот, например, пишешь матери каждый месяц, отсылаешь ей деньги. Значит, благодарные дети есть.

    - Ерунда, - продолжал настаивать он. - Разве это помощь для семидесятилетней старухи? Я по-настоящему был бы обязан взять её к себе, обеспечить уход и покой. А куда? И как? Да и не хочу… И мои два брата даже писем не пишут, уж не говоря о деньгах. Вот и понимай.

    Разговор длился долго, оба прилично захмелели и пришли в своих рассуждениях к единственному выводу: мир несовершенен и никто из смертных не в состоянии ни себя переменить к лучшему, ни его.

    И как будто бы в доказательство сказанного вскоре обрушилась на Константинополь новая напасть: эпидемия бубонной чумы.

10

    Завезли её из Египта на кораблях, доставлявших в столицу хлеб. Первыми заболели византийские крысы - трупы их валялись на улицах, дворники боялись к ним прикасаться, а зараза вскоре перекинулась на людей, люди в панике бросились из города, разнося моровую язву по всему побережью. Феодора скрылась в своём имении в Малой Азии. Велисарий отвёз Антонину и Янку в Руфининану, сам же возвратился в Византий - самодержец не покидал дворца, и его ближайшее окружение постеснялось убежать без него.

    Императору доложили, что Трибониан при смерти. Государь захотел его навестить. Как врачи и помощники ни разубеждали монарха, он стоял на своём и поехал.

    Бывший главный юрист империи, до последних дней занимавший пост председателя Государственного совета (консистория) и именовавшийся квестором, выглядел ужасно: тощий, бледный, весь покрытый язвами. Увидав пришедшего василевса, он привстал на локте и, поморщившись от боли, тихо произнёс:

    - Извините, ваше величество… но приветствовать, как положено, не имею сил…

    Автократор ответил:

    - Ничего, ничего, лежи.

    Тот откинулся на подушки и, дыша с трудом, хрипло проговорил:

    - Право, мне неловко… Для чего было рисковать, подвергать свою драгоценную жизнь опасности?

    Визитёр осенил себя крестом:

    - Всё в руках Божьих… Я не мог не заехать попрощаться. Ты мой первый друг. И единомышленник. Созданный тобой Кодекс хоть и носит имя Юстиниана, весь пропитан твоей душой. С ним и я, и ты - оба вошли в историю. А юристы многих поколений будут брать его в качестве эталона. Кодекс Юстиниана вечен!

    Умирающий расценил по-своему:

    - Это мы - птенцы гнезда Юстинианова… Вы нас вдохновили… Я горжусь, что имел счастье потрудиться на благо империи под водительством вашим…

    Царь слегка улыбнулся: