Юстициар

– В то время новости о прорывах в работе со слабым искусственным интеллектом появлялись практически каждый день. – Дэвид подробно останавливался на самых разных деталях. – То нашли странички в соцсетях попавших на камеру вандалов. То отыскали профиль порноактрисы по одному единственному скриншоту. Учили нейросеть рисовать как Ван Гог. То есть сперва всё это сводилось к играм и развлечениям. Иногда было и что-то полезное. Например, помню, как один китайский садовод сортировал с помощью нейросетей огурцы по размерам и форме – так их было удобнее продавать. Потом пошли глубинные нейросети, говорившие врачу о болезни Альцгеймера у пациента по снимкам МРТ. А когда появилась эта новость про предсказывание будущего…

Дэвид, кажется, чуть улыбнулся, вспоминая о тех временах.

Анне он виделся эдакой энциклопедией, которая помнит всё на свете. Она уже говорила ему неделю назад, когда они только познакомились в той вонючей дыре – клубе “Муравейник”, что считает его эрудицию в середине двадцать первого века захламлением серого винчестера. Сама девушка всячески пользовалась цифровыми благами своего времени и удивлялась некоторым "отсталым" привычкам новых приятелей, типа очков или наручных часов.

Однако она продолжала его слушать.

Дэвид взял со стола затасканный-захватанный кубик Рубика, наклейки на котором потёрлись и кое-где почти отлепились, и начал двигать его грани не глядя – всё равно в такой темени ничего не разглядеть.

– Через какое-то время мы перестали воспринимать самообучающиеся нейросети как что-то из ряда вон выходящее. Они стали нашими костылями: анализировали тексты и подсказывали нужные слова, помогали с диетами, составляли расписание транспорта. Стали незаменимыми помощниками. Цивилизованный мир не заметил, как нейронная сеть, накормленная примерами коротких новостных заметок, стала писать новости не хуже обычного журналиста. А тогда, не помнишь, в 2021 году, кажется, им дали рулить уже котельными и светофорами? – глаза Дэвида, казалось, сверкали в темноте даже без линз. – Городское управление не работало без слабого ИИ, который делал всю работу, не требуя взамен ничего, кроме разве что электричества. На какое-то время все забыли о пророческих способностях нейросетей. Но в 2024 году, когда вычислительные мощности тогдашних ещё суперкомпьютеров достигли нескольких эксафлопс, в светлые головы пришла идея соединить всё это с нейросетью, которая может предсказывать события.

– Мне тогда только полтора годика было, – ответила Анна.

Глядя на Дэвида, она компульсивными движениями крутила в руках уже пустую коктейльную банку – девушка была слишком молода и почти ничего не слышала о начале века со слов очевидца.

– Результаты были потрясающими! – Руки Дэвида от возбуждения поднялись и опустились, как волна. – Энн, я говорил, что лично видел Игоря Ставровича? Это он тогда, как любит говорить Альберт, испачкал руки, кушая дерьмо без ложки.

Несмотря на то, что Альберт сидел, повернувшись к ним спиной, отчётливо было слышно, как он хихикает.

– Google, IBM и Microsoft отвалили кучу денег, – продолжил Дэвид свою мысль, – правда, позже они заработали в десятки раз больше. А я не говорил, что вживую видел и "Вусиендо" [1]? Дело было в пригороде Шэньчжэня. Суперкомпьютер занимал трехэтажное здание технопарка – представляешь, две с половиной тысячи квадратных метров – лабиринт трёхметровых чёрных шкафов, гудящих цифровым ульем, которые обвиты синими и красными жилами проводов. От мигания светодиодов минут через десять рябило в глазах как от стробоскопов. Постиндустриальный стоунхэндж. По коридорам между шкафами туда-сюда бегали инженеры в зимних куртках с планшетами и инструментами, потому что там стоял ужасный холод, а мониторить работу суперкомпьютера нужно было круглосуточно. Нам, то есть журналистам пула международных информагентств, устроили четырёхчасовую экскурсию. Ставрович рассказывал про возможности этой махины, про её питание, про работу специалистов в технопарке.

– При включении новорожденной нейросети скормили огромное количество художественных фильмов. Пятьдесят миллионов киноплёнок она посмотрела за три целых и семь десятых секунды. После этого, увидев один единственный кадр нового фильма, она предложила несколько возможных продолжений, в том числе вариант, точный на 44 процента. Тогда это казалось фантастикой. Самое чуднОе во всём этом было то, что с каждым разом у алгоритма получалось рассказать продолжение фильма лучше и ближе к оригиналу, погрешность стремительно снижалась, так как нейросеть училась на своих ошибках. Это был триумф частных корпораций, – немного повышая голос, отметил Дэвид, положив собранный кубик Рубика на стол. – И кто-то решил, что такой мощи не дело тухнуть в лаборатории и смотреть кино.

Пауза в его словах продлилась секунду-другую – чуть дольше, чем обычно.