Юсупов. Серое Братство

— У вас есть запас в шкафчике.

— Я еще не сориентировался, — ответил я, снимая упаковочную бумагу с батончика. — Спасибо.

Лидия покосилась на Муромцеву и выскользнула из кабинета. Секретарь подошла к столику и налила в стакан воду из графина. Затем подозрительно принюхалась к жидкости и лишь потом подала ее мне.

— Вы думаете, что меня тут отравят? — удивился я.

— Не нравятся мне лекарни, — неожиданно призналась девушка, а потом дернула плечом. — А тут все такое странное. Словно с картинки. И мне от этого всего не по себе.

— Значит, у вас нелюбовь к лекарням в целом, а не к душеправу в моем лице, — резюмировал я.

— Прекратите меня анализировать, Василий Михайлович, — насупилась Муромцева, но я только развел руки:

— Снаружи на двери есть табличка, на которой указано, что этот кабинет принадлежит душеправу. И анализировать поведение хворых — моя работа.

— Я не хворая, — возмутилась Виктория, и я важно кивнул, дожевывая батончик:

— Отрицание. Это первая стадия к излечению. И ее проходят все мои пациенты. А еще я рад, что вы начали со мной разговаривать.

— Я и раньше с вами говорила, — начала было девушка, но я покачал головой:

— Вы огрызались и рычали, Виктория Ильинична. А сейчас вы перешли к диалогу. И это меня радует.

Щеки девушки покраснели. Вряд ли кто-то говорил, что когда она злилась, то становилась особенно привлекательной. Мне вдруг захотелось сделать кое-что нелогичное. Подойти к девушке, вынуть шпильки из ее волос, позволив локонам выскользнуть из тугого узла и рассыпаться по спине. Но я остался на месте, пораженный собственным мыслям. Похоже, меня здорово повело после лечения. Откаты обычно не бывали такими странными. Я развернул второй батончик.

Девушка замялась, словно бы хотела что-то сказать. Я предположил, что знаю причину ее переживаний.

— Я не расскажу мастеру Круглову о том, что произошло.

— Он и так все узнает, — скривилась девушка и подошла к окну.

— Но если он спросит — я отвечу, что вы отлично себя проявили и закрыли меня от пуль.

— Но все было не так, — она нахмурилась.

— Вы просто не успели. Я прыткий для душеправа. И вы не ожидали, что я такой хороший бегун.

— Признаюсь, ожидала, что вы застынете столбом. Если честно, то думала, что вы сами встанете мне за спину.

Я усмехнулся:

— Жаль, что разочаровал. Но в свое оправдание скажу, что в следующий раз я обязательно спрячусь за вашей спиной.

Виктория насупилась:

— Следующего раза не будет. Я больше не позволю вам рисковать собой. Пока вы под моей защитой…

Я поднял руку, призывая собеседницу замолчать.

— Бросьте. Мы с вами оба понимаем, что Круглов решил перестраховаться и вынудил вас стать нянькой. Вам это не по вкусу. И мне тоже не особо нравится, что приходится терпеть ваше кислое лицо.

Виктория нахмурилась, и я указал на нее пальцем:

— И такое выражение вас не красит. Вам никто не говорил, что так вы кажетесь старше. К слову, сколько вам лет?

Муромцева взглянула на меня с такой злостью, что взглядом можно было плавить металл. Но я стойко его выдержал:

— Не говорите, что неприлично спрашивать даму о возрасте. Я же вижу, что едва ли старше меня. Скажите, как так вышло, что вы уже имеете боевой опыт? Во сколько вы начали службу? Я знаю, что кадеты выходят в рекруты в пятнадцать. Но для этого вы должны быть бастардом. А вы человек с отчеством, а значит, с титулом…

— Василий Михайлович, — холодно процедила девушка, — вы хоть и душеправ, но не понимаете, когда нужно закрыть рот. Поэтому лучше сейчас сделайте это. Потому что выворачивать всю свою жизнь наизнанку перед вами я не собираюсь. Может, вы ожидали, что я прямо сейчас начну вам плакаться о своей приютской жизни и тяжелой доле…

— Ну, не прямо плакать, — торопливо вставил я, но Муромцева меня перебила:

— Закройте рот, княжич. Или я вспомню свое неблагородное прошлое и сдвину вам зубной ряд.

Ее щеки пошли красными пятнами от злобы, но я только усмехнулся:

— А я вашему начальнику жалобу подам. И он вас наругает. Быть может даже в угол поставит.

— Это я переживу. Зато совершенно точно не стану больше за вами приглядывать.

Я покачал головой.

— Ну уж нет, Виктория Ильинична. Вы от меня так просто не отделаетесь. Я потребую вас вернуть. Выдвину условием, чтобы вы отработали услуги зубного лекаря.

Глаза Виктории заискрились яростью.

— Зачем вам это?

— Я вас вылечу, — твердо заявил я. — Мне придется. Я давал клятву.

— Вы… Вы… — девушка задохнулась от возмущения.

— Достаточно простого «спасибо», Виктория Ильинична. И Круглов не узнает, что сегодня вы чуть было не потеряли своего подопечного.

— Спасибо, Василий Михайлович, — просипела девушка.

В комнате воцарилось неловкое молчание. Которое прервал стук в дверь.

— День приема так и не отменили? — уточнила Муромцева.

— Не думаю, что это посетитель, — ответил я и произнес. — Войдите.

Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянула Лидия:

— Василий Михайлович, к вам дознаватель из жандармерии.

Я улыбнулся:

— Таких гостей не стоит долго держать в приемной. Пусть проходит. И сделайте нам, пожалуйста, чай.

— Хорошо.