Юсупов. Серое Братство

— Понимаю вас. И не смею осуждать. Но простите, но я не смогу называть вас в нашем разговоре Борисом. Это будет не совсем уместно. Поэтому давайте определимся с тем, как я буду к вам обращаться.

Девушка тихонько рассмеялась и со странным выражением на лице покосилась на Муромцеву.

— Зовите меня, как вам будет угодно, мастер Юсупов. Любое имя на ваш выбор в этом диалоге меня устроит.

— Давайте я буду называть вас, скажем… Кристиной, — предложил я, и девушка кивнула:

— Если вы так пожелаете, Василий Михайлович. Итак, зачем вы искали Бориса?

— Прочел его статью, — просто ответил я. — Достаточно интересную, надо отметить.

— Спасибо, — ответила Кристина.

— В репортаже было сказано, что Борис был учеником погибшего Холодова? — уточнил я, внимательно глядя на собеседницу.

— Если было написано, значит так и есть, — согласилась Кристина. — Хотя, я не особо бы доверяла журналистам. Больно лживая это братия.

— Если Борис был учеником Холодова, то должен был достаточно близко знать погибшего репортера, — продолжил я.

— Возможно, — осторожно согласилась Кристина. — Это зависит от двух вещей. Что вы хотите узнать, и что за информацию получит Борис.

Сидевшая рядом Муромцева едва слышно хмыкнула. Но я спокойно ответил:

— Мне интересно, что репортер делал в лекарне фонда.

Девушка замерла, а потом подозрительно взглянула на меня:

— Не могу понять, Василий Михайлович, зачем вам все это? Насколько я узнала, вы не репортер и не жандарм. Хотя представились по телефону жандармом.

— Это не так, — возразил я. — Я сказал, что связан с этим делом, но не успел уточнить, каким образом. А моя собеседница по телефону сделала свой вывод. Я просто не стал опровергать ее версию.

— Понятно.

Девушка откинулась на спинку кресла, сняла очки и потерла переносицу. Затем сунула аксессуар в чехол, который исчез в ее сумке.

— На самом деле жандармам плевать на это убийство. Для них Холодов не та персона, ради которой стоит напрягаться. Насколько я поняла, они уже готовы списать это убийство на халатность дружины лекарни. Так проще и спокойнее. Им не нужны трудности. Но зачем это вам?

Она пристально посмотрела на меня, ожидая ответа.

— Иногда мне нравятся такие вот интересные дела, Кристина, — просто сказал я, и собеседница вздохнула:

— Правду говорят, что дворяне часто подвержены хандре, вот и вытворяют всякое. Хотя вроде чаще вы делаете это с наступлением осени.

Я просто пожал плечами:

— Чем бы дитя ни тешилось. А осенью мы обычно сидим в загородных особняках, пьем анисовые настойки и жалуемся на нерасторопных крестьян, которые не могут угомонить по утрам поющих петухов.

Девушка шутку оценила. И даже тепло мне улыбнулась.

— Но по вашей реакции, мастер Кристина, я понял, что вы знаете что-то, о чем мне неизвестно. Поэтому давайте пойдем ко второму вопросу: сколько будет стоить информация?

Девушка усмехнулась и покрутила кольцо на указательном пальце:

— Прямо так сразу? Даже не угостите меня пирожным?

— К черту прелюдии. Давайте притворимся, что мы прошли этот период наших отношений. Я подарил вам цветы и конфеты. И даже сводил в кино. А теперь хочу знать цену информации, которая мне нужна.

— Четвертак, — просто ответила девушка.

Боковым зрением я заметил, как вытянулось от удивления лицо Муромцевой. И понимал эту реакцию. Двадцать пять рублей было приличной суммой. Но я спокойно ответил:

— Хорошо, мастер Кристина. Даю слово аристократа, что если информация стоит запрошенной суммы — я готов ее вам выплатить.

В подтверждение своих слов я достал из кармана бумажник, отсчитал нужную сумму и положил ее перед собой на столе:

— Итак, Кристина, я слушаю.

Девушка слегка прищурилась и оценила стопку купюр. Потом вновь посмотрела на Викторию, словно ожидала, что та выскажет возражения. Но Муромцева приняла скучающий вид и рассматривала что-то за окном.

Кристина открыла было рот, но в этот момент к столу подошел официант, который поставил на стол поднос с чайником и посудой. Разлил отвар по чашкам и, пожелав нам приятного чаепития, удалился. Я взял чашку, сделал глоток и с интересом посмотрел на Кристину, ожидая рассказа.

Девушка оглянулась по сторонам, словно убеждаясь, что у нашей беседы нет нежелательных свидетелей. А потом, понизив голос, начала:

— Холодов был уверен, что в рядах ветеранов тринадцатого полка есть те, кто отступился от Императора и Империи.

Сидевшая рядом со мной Муромцева поперхнулась чаем. Я же уточнил:

— Среди «Жар-Птиц»?

Девушка медленно кивнула:

— После того как Федор Степанович Суворов, отец-командир тринадцатого, впал в кому после ранения, им был назначен новый отец-командир. Но по слухам он не снискал уважения, которым пользовался раненый Суворов. И полк начал распадаться на братства, которые формально подчинялись отцу-командиру. Говорят, многие из тринадцатого почитают неживого и немертвого Федора Суворова как нового святого, и поклоняются ему словно Высшему.

— Культ в рядах гвардии? — удивленно переспросила Муромцева, и Кристина кивнула: