Юсупов

Помещение было просторным. Шесть колонн высились, подпирая потолок. А у стены напротив входа висела картина. На переднем плане был мужчины в белой рясе. Его голова была опущена, а лицо скрывал широкий капюшон. Правая рука мужчины лежала на голове стоявшего на коленях просителя, на лице которого красовалась блаженная улыбка. Это была часть фрески под названием «искупление». Вся картина состояла из четырех композиций, и это была третья часть. Принятие.

Сама фреска, с которой картины были скопированы была найдена при реставрации на стене храма святого Луки. На первой части святой Лука, покровитель душеправов, спокойно стоит и беседует с мужчиной, лицо которого было перекошено от злобы. Глаза налиты кровью, губы искажает злая ухмылка, в уголках пена. На второй части картины мужчина уже спокоен. На третьей части мужчина встает перед Лукой на колени, а на четвертой и заключительной, рядом с святым стоит мужчина, и на лице его написано спокойствие.

Автор фрески был неизвестен, но мастер точно описал цикл правки душевных травм. Пациенты, которые приходят в эти стены, недовольны жизнью и злы. Затем мы уговариваем их на лечение, исцеляем, и люди избавляются от старых травм и комплексов, которые приносят им боль. Обретают то самое умиротворение. И выходят из этих стен обновленными.

Я прошел к лестнице и поднялся на второй этаж. Добравшись до нужного кабинета, потянул на себя дверь и вошел в приемную.

За столом секретаря сидела невысокая худенькая девица с копной русых волос, которые постоянно топорщились, выскальзывая из прически. Нина напрасно пыталась их укротить. Каждый раз девушка проигрывала то резинке, то заколке. Последняя обязательно отказывалась держать кудрявые пряди.

Младший лекарь была приятной и умела улыбаться именно так, чтобы любой страждущий сразу понимал, что здесь ему помогут и не станут осуждать. Подозреваю, что такому выражению лица секретарей учат на особом курсе. Потому как ни у кого больше я не наблюдал такого выверенного изгиба бровей и едва приоткрытых губ, уголки которых слегка приподняты. А глаза за стеклами очков казались чуть больше и оттого вызывали умиление. Признаться, я тоже попал под влияние этого беличьего взгляда Нины, когда только пришел сюда проходить практику. Но быстро сообразил, что девушка была вовсе не безобидной и вполне могла сбить с ног особо буйного пациента, набросившись буквально с места. В первый раз я даже не поверил своим глазам. Ниночка оказалась на редкость сильной и сумела спеленать громилу буквально за несколько секунд. Потом она лишь горько вздохнула, сетуя на сломанную заколку, и уволокла здоровяка на диванчик в приемную.

— Где Александр Петрович? — уточнил у помощницы.

Нина, которая старательно заполняла карточки, подняла голову и произнесла:

— Да кто ж его знает, Василий Михайлович. Они мне не докладывают.

Я улыбнулся: классика. Получив практиканта, Александр Петрович Дельвиг почуял свободу. И появляться на приеме стал все реже. Хорошо, что учился я неплохо, и мог решить простые случаи.

Я снял с вешалки свежий халат, на кармане которого было вышито «Александр Петрович Дельвиг, мастер-душеправ», надел его и уточнил:

— Кто первый на сегодня?

Девушка мазнула взглядом по лежавшей на столе высокой стопке карточек и ответила:

— Ярославцев.

— Хорошо. Пригласите, когда он явится, — сказал я и открыл дверь кабинета. Вошёл в помещение. Прошел к окну, раздвинул шторы и распахнул раму, впуская в комнату свежий воздух.

Кабинет Дельвига был просторным. В нем разместилось много всего: стол с удобным креслом, объемный аквариум у стены, с разноцветными рыбками, несколько шкафов, один из которых всегда оставался заперт. И я был уверен, что в этом шкафу доктор прячет ценные дары, которые несли ему просящие. Примерно раз в две недели лекарь завозил в кабинет чемодан на колесиках и спустя полчаса с усилием тащил ценный груз за собой на парковку, где укладывал в багажник своего личного автомобиля. Именно в такие дниДельвиг всегда был трезв и сам садился за руль.

Я прошел к аквариуму и рыбки пестрой волной подплыли к стеклянной стенке, ожидая корма. Высыпав выверенную порцию, я несколько секунд наблюдал за тем, как живность завтракает, а потом направился к рабочему месту.

Наконец я устроился в кресле и вынул из верхнего ящика стола пузатый стакан, который стоило сполоснуть. Я слишком хорошо знал хозяина кабинета. Ожидаемо, на донышке остались капли коньяка. Помощница уже поставила на подоконник графин со свежей водой, которой Дельвиг обычно пренебрегал.

Перо нашлось в глубине ящика, как и чернильница, которая чудом не расплескала свое содержимое. Мой начальник любил оставлять на документах росписи исключительно фиолетовыми чернилами, которыми заправлял автоматическое перо. Но пузырек с красящей жидкостью довольно часто засовывал в ящик стола, не проверив закручена ли крышка. Из-за такого поведения пару раз его документы оказывались безнадежно испорчены. И вскоре в этом ящике поселились лишь перья, чернильница, формы для рецептов, личная печать и дежурный стакан.