Обычно дядька отказывался от помощи, считая свои страдания незначительными. Но сегодня был другой день. Я закрыл глаза и ощутил, как от ладоней по рукам потекла горячая сила. Она разгонялась и вскоре струилась по венам толчками, с каждым ударом сердца становясь все легче. Затем я направил поток с кончиков пальцев в сторону замершего родственника. Тот охнул, когда его коснулась волна силы. Я приоткрыл глаза и увидел, как ногу окутал яркий свет, который прошел сквозь ткань и рассеялся.
— Погоди немного, — сказал я.
Затем сходил на кухню и налил в стакан родниковой воды. Принес дядьке, который тут же опустошил посуду.
— Каждый раз словно кожу с меня снимаешь, — признался родич. — Зато потом как заново родился…
— Ты потому отказываешься от моей помощи?
— Когда отпускает твое лечение, то болит пуще прежнего, — Петр повел плечами. — К тому же, боюсь привыкнуть к твоей помощи. И твоя сила постепенно будет все меньше помогать. Страшно мне от мысли, что придет время, когда мне ничего уже не поможет.
Я поднял упавший на пол пульт. Положил его на столик.
На экране какой-то дюжий мужик колотил другого, немного поменьше. Их пытались разнять, но делали это аккуратно, чтобы дать камерам возможность снимать все действо.
— Империя теряет своих героев, — проговорил дядька, не глядя в телевизор. — И если самого Лазаря погубили… Ладно, не наше это дело. Звони Круглову.
Я вынул из кармана телефон и принялся искать нужный номер.
Трубку взяли быстро.
— Слушаю вас, Василий Михайлович, — послышался из динамика хриплый голос Круглова.
— За всеми событиями в городе стоит Лазарев, — ответил я. — Вернее, даже не Лазарев, а человек, который живет его жизнью.
— Принято, — коротко ответил Виктор и я поспешно добавил:
— В его поместье обитают двое из «Упырей». А может быть, и больше. Не могли бы вы взять хотя бы пару из них живыми?
— Зачем? — не понял Виктор.
— Чтобы они искупили то, что совершили, — ответил я.
В трубке повисло недолгое молчание. А затем Виктор произнес:
— Постараемся, мастер Юсупов.
Собеседник завершил вызов, не попрощавшись.
Я встал с кресла и направился в северное крыло.
— Ты куда? — удивленно уточнил дядя.
— Фотокарточку на место повесить, — не оборачиваясь, ответил я.
Вошел в кабинет отца, вернул снимок в рамку и аккуратно повесил ее на место. Отстраненно заметил, что отец на изображении выглядит слишком уж суровым. Он поджал губы, нахмурился и смотрел на фотографа словно исподлобья. Мне не удалось припомнить его таким при жизни. Обычно князь Юсупов казался мне немного отстраненным, задумчивым, но не хмурым.
Я вышел из кабинета, заперев за собой дверь. И зашагал в гостиную, где меня уже ждал дядя.
— Не знаю, как они смогут выманить Сергея Ивановича из резиденции, но…
— Вряд ли они Серые станут его выманивать, — возразил дядя. — У братства высокие покровители и в охранном отделении, и в Синоде. Так что будь уверен: все цели будут уничтожены.
Я промолчал. Прошел к столу и сел в кресло. Уточнил у дяди:
— Что идет по зомбоящику?
— Передача про жизнь, — ответил он и кивнул в сторону экрана, где как раз мелькнул логотип заставки «Пусть не безмолвствуют».
— Невыдуманные истории, о которых невозможно молчать, — пробормотал я. — Ты же понимаешь, что это все снимают по сценарию?
— А ежели и так. Смотреть-то все одно интересно, — отмахнулся дядя. — Там часто драки бывают, да и эмоций через край. Порой кто-нибудь орать начинает как дурной. И я думаю, что не все так плохо в Империи, пока актеры на экране так натурально кривляются.
— Этот ящик мозги размягчает, — привычно заявил я, чтобы заставить Петра оживиться. Тот больше всего любил спорить.
— Ты уже по-хозяйски ходишь в кабинет? — вдруг спросил он.
— Неужто ты против? — удивился я.
— Не об этом речь, — отмахнулся мужчина. — Просто мне, наверное, не хочется, чтобы ты взрослел. Быть может, в этом все дело. И пока не сел за отцовский стол, мне казалось, что ты еще мальчишка. А теперь смотрю и понимаю, что уже вырос. Того и гляди наденешь отцовскую форму и отправишься Империю защищать от супостатов.
— Ведь знаешь, что у меня нет воинской жилки, — напомнил я.
— Думаешь, что с ней рождаются? Она проявляется, когда приходит время. И потом никуда ты уже не денешься. Захочется тебе биться за справедливость, и ничего с этим не поделаешь.
— Может, тогда я запишусь на какую-нибудь программу, чтобы ругать всяких участников под видом важного душеправа.
— Так ты и есть важный, Василий. Только еще об этом не знаешь. Или не веришь в это.
Я улыбнулся и встал с кресла:
— Ладно, пойду поставлю чай. И будем смотреть эти твои истории.
— О чем задумался? — спросил Петр, когда ведущий передачи попрощался со зрителями, и на экране появилась заставка телекомпании.