Юсуповы, или Роковая дама империи

Татьяну я очень любила, хотя мы виделись нечасто. Она была очень сильно влюблена в корнета Константина Багратион-Мухранского. Константин к ней посватался. Однако родители стали категорически против, так как полагали Константина не равного происхождения с Татьяной. А между прочим, он считался потомком царицы Тамары, великой правительницы Грузии. Но родители все же были против. Константина удалили из Петербурга, а Татьяна заболела и чуть не умерла от горя. Приходилось выбрать: или ее смерть, или брак с Константином. Состоялся совет всех великих князей! К счастью, выбрали жизнь Татьяны! Существовал указ императора Николая II, по которому князья и княжны императорской крови могли вступать в нединастические браки, однако потомство от них все равно права престолонаследия лишалось. В этом следовало при бракосочетании давать подписку. Я тоже, перед тем как венчаться с Феликсом, такое письмо написала. По-моему, жизнь с тем, кого любишь, куда важнее, чем какой-то престол!

К несчастью, Константин погиб вскоре после начала войны. У Татьяны было уже двое детей. Забегая вперед, скажу, что после революции она с трудом спаслась из России, всем была обязана адъютанту своего дяди Дмитрия Константиновича, полковнику Корочинскому, и в Женеве вышла за него замуж. Но он через несколько месяцев умер от дифтерита. Когда дети, Теймураз и Наталья, выросли, Танечка постриглась в монашество с именем Тамара (в память о царице Тамаре!) и переехала в Иерусалим, став настоятельницей Елеонского монастыря. Мы у нее бывали, вспоминали прошлое… печальные то были воспоминания, потому что Таня всю жизнь горевала о Константине. Часто говорила о нем и своем брате Олеге, который также погиб во время Первой мировой войны – еще раньше Константина, в сентябре 1914 года.

Про Олега, четвертого сына моего двоюродного деда Константина Константиновича, я не могу не написать хоть несколько слов. Еще в мои ранние юные годы, когда мы с семьей ездили в Царское Село, мы часто играли и гуляли вместе с Олегом, который жил там по соседству в Павловске. Это был совершенно необыкновенный, редкостный человек! Я его просто обожала, хотя и не была в него влюблена. Любила его, как брата… Нет, даже больше братьев, потому что он всегда был так ласков со мной! Он очень много читал, он обожал Пушкина, мечтал издать его факсимильные рукописи – полное собрание их издать! Был славянофил в самом лучшем смысле этого слова. Я на всю жизнь запомнила его стихи, которые он написал после посещения Константинополя. Может быть, потому запомнила, что он сказал: «Я эти стихи тебе первой читаю, Ирина».

Остатки грозной Византии,
Постройки древних христиан,
Где пали гордые витии,
Где мудрый жил Юстиниан —
Вы здесь, свидетели былого,
Стоите в грозной тишине
И точно хмуритесь сурово
На дряхлой греческой стене…
Воспряньте, греки и славяне!
Святыню вырвем у врагов,
И пусть царьградские христиане,
Разбив языческих богов,
Поднимут Крест Святой Софии,
И слава древней Византии
Да устрашит еретиков.