Ювелир. Тень Серафима

Вода была густа, как смола, и так же тяжела и черна. Она давила со всех сторон, упрямо не пуская вглубь, но Серафиму нужно было именно вглубь - до предела, до дна, до беспамятства... Вода наполнилась шелестом перьев, похожих на совиные, смятых и скомканных силой этой страшной воды. След их тянулся за ним, как кровавый след по снегу, как жаркий шепот в темноте, но Серафим не желал, не имел морального права оглядываться. Он должен смотреть лишь вперед, зорко высматривая в бездне того, кто сам никогда из неё не выберется.

Маяк отчаянно сражался за свою жертву, и сам гончар выступал ему союзником в этой битве. Он позволял ему тянуть из себя воспоминания, мысли, страхи, не притупляющееся годами чувство вины. Он позволял ему обращать всё это в реальность, и реальность яростно обрушивалась на них, грозя погрести под собой, как океанские волны. На какой-то миг ювелир даже усомнился в своей способности отличать правду от лжи, так достоверна и красочна была последняя. И кто вообще сказал, что прошлое менее реально, чем, скажем, настоящее? Не из него ли оно произрастает, и не в него ли немедленно обращается, существуя лишь один миг?

Но в крови сильфа еще яростней звенел голос ветра, и он разметал эти сомнения с какой-то пугающей легкостью, как игрушечные бумажные кораблики в ведре с водой.

Серафим проваливался в самого себя, как в пропасть, ощущая царящую внутри пустоту и вневременность. Ощущая, как прорастают сквозь тело звуки и краски, все бесконечные оттенки спектра. Ощущая, как тело распадается на мириады волокон воздуха, способного проникнуть даже сквозь самую плотную поверхность. У него больше не было преград...

Когда всё было кончено, ювелир даже не почувствовал усталости. Хорошо это или плохо, он освободил своего нового друга, вырвал его из-под власти Маяка, снял жесткий психический контроль. Теперь нужно выбираться на поверхность. Нужно возвращаться назад.

Серафим сильно тряхнул лежащего человека за плечи и несколько раз ударил по лицу, живо приводя в чувство. Боль поможет разобраться, где реальность, где сон. Гончар застонал, слабо попытавшись вырваться, и наконец послушно обмяк в руках товарища. Сморгнув, с трудом открыл глаза.

Себастьян с облегчением перевел дух. Глаза вновь оказались вполне человеческими. Правда, долгое время в них не было никакого осмысленного выражения, только, постепенно опадая, плескался пьяный багровый туман.

- Ты хочешь убить, - глухо произнес сильф, когда последние клочья этого страшного тумана расползлись по душным закуткам памяти, из которых выбрались. Это был не вопрос, не укор, и даже не констатация факта, - просто честное признание, что намерения колдуна стали ему известны. В последнее время ювелир стал остро ценить доверие. - Это не мое дело, и я не стану в него лезть, лезть тебе в душу. Позволь мне сперва исполнить мой долг - перед вами обоими, а после делай что хочешь. Я не стану ни помогать, ни мешать, ни отговаривать. Мнение моё останется при мне.

Гончар кивнул, поднимаясь.

- Это меня вполне устраивает.

- Но должен тебя предупредить: будет непросто.

- Более, чем ты думаешь, - невесело усмехнулся колдун. - В Ледуме почти нет земли, совсем нет глины. Искусственная почва газонов и парков не в счет - она мертва, стерильна, она не имеет связей с живыми корнями Виросы. Там я потеряю свою силу. Но я должен закончить это - так или иначе. Ты ведь не хуже моего знаешь, что такое долг.

Серафим знал.

- Это твой выбор, - глубоко вздохнул он, вновь устремляясь в путь. Он не собирался обсуждать случившееся. - Значит, быть по сему. Но прежде чем мы отправимся туда, мне также нужно завершить одно неприятное дело.

***

Как у кошки, у Маршала было в запасе не меньше девяти жизней. Однако это не означало, что ими можно разбрасываться направо и налево, тратить, не считая. Всё, чему не ведешь счет, заканчивается слишком внезапно. Уже не однажды в своей жизни Маршал испытывала судьбу, и каждый следующий раз грозил стать последним.

В конце концов, и кошки иногда умирают.

Смерть... Такие, как Серафим, фанатичные приверженцы старой веры, говорили, что смерти нет. Но Маршал твердо знала обратное: есть только смерть. Люди, как и всё живое, приходят из небытия и возвращаются назад в небытие. Жизнь - лишь краткий миг между двумя вечностями не-существования, передышка, дарованная единственно для того, чтобы осознать царственное блаженство пустоты, вспомнить тоску по бесконечному покою Безмолвия, к которому стремится всё воплощенное. Вспомнить, что ты не можешь его забыть, не можешь перестать желать, не можешь избегнуть. Даже горы рассыпаются, устав от иллюзорности материального воплощения.

Звериным шестым чувством, не раз выручавшим убийцу, Маршал ощущала опасность. Сложно было понять, откуда она исходит, но то, что находиться в Ледуме становилось всё рискованнее, уже не вызывало сомнений. Приняв заказ на убийство Серафима, убийца влезла в это слишком темное дело, от которого сама же убеждала отказаться ювелира. Сохранив ему жизнь и солгав заказчику, увязла в нем еще глубже.