Ювелир. Тень Серафима

С этими словами он приблизил свое лицо к лицу правителя и, не давая тому отстраниться, силой удержал на ложе. Тонкие бледные губы, словно выточенные из мрамора, единственно чтобы повелевать, не нашли в себе сил противиться. Сияющий черный оникс и бледное серебро волос слились, сплелись, как шелковые нити в нетканом полотне судьбы. Это был самый сладостный, самый нежный поцелуй - поцелуй предательства. И он был принят. С некой обреченной, оглушенной покорностью беззащитное горло было подставлено под бритву этого поцелуя, когда легчайшее касание наносит страшную, смертельную рану.

Лорд Эдвард едва успел различить легкий аромат и горьковатый привкус миндаля, как голова его слишком неестественно завалилась набок, глаза закатились, а изо рта лениво, невозможно устало поползла тонкая, похожая на пунцовую ртуть, струйка.

Аристократ присмотрелся. Нечасто доводилось ему видеть кровь, но за последнее время премьер всё же хорошо уяснил кое-что. Кровь бывала либо темной, вытекающей вяло - венозная, либо яркой, лаково блестящей, бьющей страшным неостановимым ключом - артериальная. Эта же... странный цвет. Где-то на самой границе сознания мелькнула дикая, совсем неуместная сейчас информация, что кровь нелюдей, вроде бы, отличается по виду от человеческой.

Ну да это уже неважно.

Кристофер поднялся на ноги, с трудом распрямил плечи, словно сбрасывая груз многих лет. Наблюдая за судорогами, сковавшими тело его господина, с болезненной тщательностью вытер губы влажным платком, насквозь пропитанным нужным составом. Хотя противоядие было принято им заранее и сводило все возможные последствия к нулю, осторожность никогда не помешает.

Веки лорда остались открыты, и были видны происходящие странные процессы: словно из треснувшего сосуда, черная краска медленно вытекала из радужек и заполняла всё пространство глазных яблок. Смотреть на это было жутко, но интересно. Наконец глаза заклинателя полностью заполнила чернота, и они сделались похожи на две бездны, два туннеля, ведущих в бескрайний, безграничный, запредельный космос.

Судороги прекратились. Лицо стало совершенно спокойным, и только из носа по скуластой щеке скатилось еще несколько алых, чуть золотистых капель.

- Кажется, у вас пошла кровь, милорд? - глухо спросил Кристофер у мертвеца, не отрывая взгляда от застывшего, превратившегося в восковую маску лика правителя. Даже сейчас человек не утратил своей притягательности: кажется, черты стали даже еще более строгими, еще более безупречными. Ах, если бы только кто-то мог унаследовать эту редкую, эту характерную красоту! Уничтожать её - вот что было подлинным, пожалуй, единственным преступлением среди всех его деяний. Мир тускнеет без подобных ярких красок. Но, увы, Эдмунд, единственный оставшийся сын, был более чем ничем не примечательным человеком. И здесь ничего нельзя поделать. - Не сами ли вы говорили, что нет ничего невозможного? Как и всегда, вы оказались чертовски правы.

Лорд Ледума, разумеется, не ответил. Он казался совершенно безжизненным, а в цвете лица появился синевато-белый оттенок цинка, будто кожа покрылась инеем. Однако отравитель всё же извлек из нагрудного кармана крохотный флакончик из непрозрачного синего стекла. Дрожащими руками вытянув граненую пробку, быстро влил содержимое в бескровные губы.

Так оно будет надежнее.

- Я был бы счастлив всегда играть вторую скрипку в нашем дуэте... - почти неслышно бормотал аристократ, уже непонятно для кого, - вторую роль в нашей пьесе для двоих, но, увы, вы оказались жестоки. Вы категорически предпочитаете соло.

Протекло еще несколько томительных, почти невыносимых минут. Наконец осмелившись, Кристофер приложил пальцы к шее, пытаясь прощупать биение пульса в артериях, но голос крови молчал. Приложив ухо к груди, маг долго, терпеливо ждал активности сердца, но ни одного, даже самого слабого удара не последовало. Заботливо утерев пену с губ, премьер отметил, что кожа правителя сделалась холодна, как лед. Вне всяких сомнений, лорд Эдвард был мертв.

Однако по какой-то неведомой, иррациональной причине Кристофер всё отказывался верить в развязку. Авторитет правителя был слишком велик, чтобы даже смерть могла подорвать, да хотя бы поколебать его. Страх заставлял молодого мага перепроверять вновь и вновь, мучительно боясь ошибиться, страшась услышать дыхание, которого не было.