Ювелир. Тень Серафима

Иными словами, премьер представлялся сильфу личной вещью правителя. Любимой вещью, вещью, до коей не смел дотронуться никто другой. Было в этом что-то от пережитков рабовладения. Конечно, все жители Ледума и без того официально принадлежали лорду, хотя и считались номинально свободными. Это тактично называлось юристами и прочими демагогами "добровольной платой за защиту" и означало, что в любой момент времени лорд может сделать с любым жителем города всё, что заблагорассудится, независимо от того, преступил тот в чем-то закон или нет. Правосудие было отдельно, а воля правителя - отдельно, и она превалировала над силой закона.

Но не все люди были одинаковы. Полноправные и неполноправные граждане принадлежали лорду безраздельно, даже находясь в других городах. Лица без гражданства, бродяги вроде Себастьяна, не имели вообще никаких прав и принадлежали до тех пор, пока находились на территории Ледума. Лица, имеющие гражданства других городов, но живущие в Ледуме, могли рассчитывать на покровительство своих лордов, но на практике за своих жителей вступались только дипломаты Аманиты, да и то, если случай был действительно важный и позволял рискнуть и без того непрочными связями со второй столицей.

Такая же система действовала во всех городах Бреонии. Конечно, принадлежность правителю можно было назвать условной, но тем не менее. В последнее время лорды крайне редко пользовались правом абсолютной власти, охотно поддерживая идеи общественного развития, просвещения и гуманизма, пусть больше на словах, чем в реальных действиях.

Единственным исключением из строгого правила были адепты святой службы. Эти религиозные фанатики добровольно отказывались от всех видов прав и свобод светского общества, хотя каждый из них, будучи рожденным на территории города, мог претендовать на получение неполноправного гражданства. Но Инквизиция предпочитала стоять особняком, живя по своим собственным законам. Когда-то давно власти многих городов попытались урезонить носящих серебряные фибулы и взять их под контроль. Замысел был богатый, но исполнение подкачало: реализация его привела к масштабным стычкам с отрядами инквизиторов из Пустошей, подоспевшими на выручку собратьям.

Инквизиторы, постоянно живущие в Пустошах, - не чета городским собратьям. Жизнь там гораздо более тяжела и сурова, и истреблять приходится не беспомощных Искаженных, а хитрых и опасных нелюдей. В общем, после долгих кровопролитных боев, изрядно недосчитавшись солдат и средств, правители вынуждены были отступиться. Приструнить Инквизицию так и не удалось, - как спрут, организация опутала своими щупальцами всю Бреонию. Постепенно люди привыкли к этим самопровозглашенным хранителям чистоты человеческой расы, и лорды, убедившись, что деятельность святой службы не несет в себе опасности для их режимов, также оставили инквизиторов в покое. Противостояние закончилось, сменившись холодным, настороженным нейтралитетом.

И всё же черная лента отличала её носителя от прочих жителей. Она была словно угрожающая, зловещая метка, знак принадлежности высшему существу. В представлении свободолюбивого сильфа это казалось немного унизительным, хотя еще более жалкими выглядели люди, шарахающиеся от премьера, как черт от ладана.

Кристофер отдыхал не без охраны. Не сразу ювелир увидел, что в зале присутствуют посторонние вооруженные люди, откровенно наблюдающие за гостями. Повадки и движения их выдавали охотников, - уж этого брата Себастьян за свой век навидался. Присмотревшись внимательнее, ювелир приметил еще один контингент лиц, также явно пришедших сюда не развлекаться. Эти были практически незаметны: размытые силуэты почти сливались со стенами и тенями от колонн, лиц было не разглядеть. Они пристально следили за происходящим, ничего не упуская из виду. Оружия при них не было видно, но ювелир мог поклясться, что оно имеется - от наблюдателей тянуло опасностью так ощутимо, что Себастьян поёжился. Кто бы это мог быть? Агенты особой службы? Но почему так много?

Охотники и агенты усиленно делали вид, что не замечают друг друга, а на лицах и в движениях их читалась странная враждебность.

Шестое чувство настойчиво шептало, что задерживаться здесь не стоит. Себастьян похолодел. Неужели затевается какая-то операция? Шансы выбраться живыми, и без того довольно призрачные, стремительно таяли. Ничего не замечавшая София восторженно, во все глаза, наблюдала за представлением и, жадно допив свой бокал с вином, украдкой поменяла его на нетронутый бокал спутника.