Ювелир. Тень Серафима

Глава службы ювелиров и не предполагал, что окажется так угнетен. В принципе, любой общественный статус, в особенности столь высокий, налагает на человека особые обязательства, предписывает определенные нормы поведения. Как аристократу, Кристоферу это было хорошо знакомо. Тем более что новый статус, по существу, лишь закрепил реальное положение дел: уже давно глава ювелиров исполнял при дворе обязанности, далеко выходящие за компетенции его должности. К примеру, курировал дипломатическую переписку и законотворческий процесс, принимал участие во многих государственных делах... Теперь же, по сути, он легитимно является вторым человеком в Ледуме. Кристофер не сомневался, что правитель воспользуется этим и заставит его не только подготовить, но и поставить свою подпись под всеми щекотливыми официальными нотами, которые, несомненно, последуют в ближайшие дни. Таким образом, в случае неудачи Ледум получит возможности для маневра и возобновления переговоров, а также виновника возникшего между городами "недопонимания", "исказившего" намерения правителя.

С точки зрения политики, да и просто логики, это было верно. В конце концов, благополучие города важнее благополучия одного человека, да и не повиноваться Кристофер не мог. Однако снимать напряжение без помощи наркотических средств уже практически не удавалось... Это был тревожный сигнал, звоночек, над которым стоило всерьез задуматься. Но сегодня Кристофер решил позволить себе отдохнуть, предчувствуя, что следующая возможность может выпасть не скоро.

И что же? Едва высококачественный гашиш помог ему отвлечься и расслабиться, едва начал налаживаться приятный вечер, как объявился дражайший вездесущий канцлер и всё испортил! И до чего въедливый тип... Пусть оставит эту обвиняющую манеру разговора для своей допросной! Он ничего предосудительного не совершил. И Винсент, когда будет докладывать лорду, обязан будет так и сказать.

Зная патологическую честность главы особой службы, наговора можно не опасаться...

Однако, учитывая вспыльчивость и дурной нрав правителя, все же лучше первым успеть с покаяньем.

- Скажите, Кристофер, почему престолонаследник настаивал на разговоре с вами, когда мы обнаружили в его апартаментах спрятанную копию похищенного камня? - живо поинтересовался канцлер, не отрывая от собеседника цепких глаз. - Надеюсь, это не слишком частный вопрос, господин премьер? Если это так, вы в праве не отвечать. Вы ведь теперь не под властью закона.

Под пристальным взглядом Винсента, фиксирующим мельчайшее движение, Кристофер нервничал всё сильнее. Стекло монокля холодно поблескивало в полумраке, как линза устрашающего механизма. Не удивительно, что при одном появлении этого человека у его подопечных случаются тихие истерики: он дал множество поводов нервничать в своем присутствии. А у самого-то, должно быть, нервы железные: несмотря на возраст и специфический характер работы, глава особой службы выглядел моложаво, а в стали волос не затесалось ни единой серебряной нити седины.

- Желаете допросить меня, господин канцлер? - широко улыбнулся маг, внутренне холодея при мысли о гостеприимно распахнутых воротах Рицианума. - Уверяю вас, я с готовностью отвечу на любой вопрос и буду рад хоть как-то помочь следствию. Я говорил с Эдмундом по распоряжению лорда. Я не имел понятия, что тот сам просил об этой встрече. К сожалению, причины таких действий престолонаследника мне неизвестны.

Винсент кивнул, продолжая внимательно разглядывать собеседника. В обществе к премьеру, конечно негласно, предъявлялись повышенные эстетические требования. Кристофер и прежде был безупречен во внешнем виде и манерах, но сегодня превзошел самого себя. Футлярный каркасный камзол значительно отличался от одежды прочих гостей "Шелковой змеи", словно специально созданной для праздности, и подчеркивал недоступность и недосягаемость названного избранника лорда. Стоячий веероподобный воротник жестко сковывал поворот головы и заставлял ее держаться прямо, придавая изгибу шеи царственность, а всему облику величественность и некоторую надменность. Белоснежная сорочка была почти не видна из-под наглухо закрытого камзола, только высокие манжеты из батиста, отделанные тонким кружевом, почти полностью скрывали кисти рук. Узкие, облегающие ногу штаны довершали совершенную элегантность силуэта.

Красоту премьера нельзя было назвать слащавой, равно как и мужественной. Скорее, это была гармоничная, эстетически выверенная красота античных статуй. Винсент механически отметил её про себя, как особую примету, нуждающуюся в упоминании в личном деле, не более. Кто-то любил мужчин, кто-то женщин, кто-то - и тех, и других. Канцлер же оставался равнодушен ко всем живым существам. Искреннюю привязанность он питал не к людям, этим несовершенным созданиям, а к цифрам и функциям. И к логическим выкладкам, конечно же.