Ювенилия Дюбуа

Я давно разгадал закономерность и успешно пользуюсь ею в корыстных целях. Но теперь, когда пройден большой отрезок пути, моя корысть подустала. Может на время, а может навсегда. Смотрю на эти ещё молодые лица и вижу в них себя. Приятное это чувство, ностальгия.

Странно так. Ты смотришь на себя в зеркало и кажется, что не меняешься. Но вот проходит время, ты всё также видишь себя прежнего, но на фотографиях замечаешь разницу; как бы просыпаешься от наивности. Эти изменения неизбежны.

Сейчас ты стал чуть больше, лицо уже не такое карандашное. Ты не похож на нежного юношу, который смотрел на тебя буквально вчера. И с одной стороны ничего плохого и удивительного нет. Каждый знает, что он взрослеет, но когда изменения происходят лично с тобой, тогда действительно становится немного страшно и грустно от того, что короткий отрезок времени так сильно искажает черты. Беспристрастное время не в силах остановиться. Единственный способ запечатлеть молодость физически — умереть. Но тогда смысла от неё не больше, чем от глубокой старости.

Я смотрю вдаль горизонта и в голову лезут знакомые юные лица. Вот мы вначале пути. Сидим в кабинете, слушаем классного руководителя. Некоторые успели сдружиться, кто-то кому-то улыбается вон… Некоторые сидят серьезные, как истуканы. Отпускаются шутки. Ветер перемен захлёстывает каждого своим тёплым порывом, лаская лицо и колыша шевелюру. Сколько надежд и энтузиазма! Интересно, эта иллюзия будет преследовать человека во всех начинаниях или это чисто сезонный эффект? Такие вещи обычно быстро рушатся, как чужие, так и собственные.

Есть в подобной тоске определенное садистское наслаждение, некий интерес. Любопытно наблюдать, как люди скатываются в самую страшную бездну — разочарование. Сияющие глаза и улыбки сменяются улыбками сарказма и блеском злости, я и сам отчасти такой. Но что я один по сравнению с целой толпой?

Помню, одна девчонка, её нет с нами сейчас, повернулась ко мне и спросила, как правильно пишется: Христианство или Кристианство? Тогда я думал прямо на месте размазать её глупое лицо. Взять так за волосы и начать бить кочерыжкой об стену, пока череп не треснет, и оттуда не потечет жижа, похожая на мочу. Тогда бы подобное содержимое послужило хоть каким-то оправданием, но вместо этого, я взорвался диким хохотом, от которого спёрло дыхание. Не в силах остановиться, я всё смеялся и смеялся, повторяя её вопрос во всеуслышание. Да, тогда смеялись многие, а это tupoe туловище смотрело на всех, как побитая собака, стараясь улыбаться в ответ.

Есть люди, к которым чувствуешь подсознательную агрессию. Я долго анализировал причину ненависти к этой девочке и пришел к выводу, что дело не столько в ней, сколько во мне. Я просто боюсь оказаться никчемным и tupim, мне страшно оказаться durchkom. А эта девочка всего лишь физическое воплощение моего страха. Отсюда и отвращение.

Солнце медленно начинает сбавлять, смещаясь по небесной плоскости за горы. Становится слегка прохладно. Ребята вылезают из воды. Я уже допил свои банки. Очередной бычок хоронится в песке. Идём обратно той же дорогой. Голод витает над головой, я не исключение. Животы так смешно бурчат, будто переговариваются.

На месте. Сразу краду с тарелки пару бутербродов. На меня игриво прикрикивают. Разжигаем огонь. Золотые ручки дамочек начинают готовить мясо. Много ножек ходит по кругу от кухни до стола, принося тарелки с закусками. Ещё пару минут, и вот оно — застольное изобилие. От одного вида хочется упасть на месте.

Шашлык из курицы готов. Рассаживаемся. Произносятся банальные тосты и прочая дребедень. Сижу молча, уплетая всё, до чего могу дотянуться. Курица, картошка, бутерброды с рыбой, бутерброды с колбасой, оливье, салат морской, торт, хлеб, семечки. Честно: мне pohui. Я ужасно прожорлив и невыносим в греховном плане (четвёртый по счёту). Мешаю в желудке кашу. Мешковатый бедняга уже привык получать по своей bahke. Сначала он голодает, отхаркиваясь от дыма и бухла, а к вечеру давится килограммами еды. Мне действительно искренне жаль свой желудок, но что поделать? Горбатого могила исправит. Или вот мой вариант: на смертном одре спрашиваешь про беговую дорожку.

Общий гомон утихает, ребята разбиваются по парам. Один я остаюсь общедоступен для болтовни. Иногда меня спрашивают по мелочам. Стараюсь остроумно отвечать, вызывая смех, но сам не шибко слежу за языком, в голове роятся многочисленные нити. Мне нравится прятаться в голове; сидеть в тёмной (и просторной) пещере, смотря на свои воображаемые руки на красном фоне.

Ночь. Со стола убрано. Пью вино вперемешку с пивом. Между первым и вторым протискивается немного водки. За столько лет наконец научился пить, мой организм окреп. Понимаю, гордиться нечем, но всё же.