Читаем Ювенилия Дюбуа полностью

Разбирая детально взаимосвязи, цепочка начинает быстро разрастаться, показывая банальные следственно-причинные связи. Упрощая (и подводя итоги этой экспрессивной и банальной мысли) цепочку, можно превратить её в подобие матрёшки.

Матрёшка эта расписная. Она улыбается. Она большая и пухленькая. Когда открываешь её — в ней оказывается матрёшка чуть поменьше, но выглядящая один в один. В упрощённой модели появляется чёткое обозначение передачи культурного и социального кода от родителя к чаду. А вот расписывают самую главную матрёшку люди, которые выставляют её на продажу.

Следуя такому простому примеру, я заключаю опустошающую мысль о том, что я никому не нужен, как индивидуальная единица. Я должен стать частью тридцати процентов агитирующих, либо той большей частью, которая поддастся провокации. Либо выбрать путь осуждения и непонимания. Но даже такие редкие личности после смерти становятся заложниками поп-культуры, где их идеи становятся плакатами для продажи трусов и кружек. Кто же я на самом деле?


Плёнка резко прокручивается в кинетоскопе. Движение вперёд уничтожает примитивный аппарат, заменяя его символическим кинопроектором.

Третий класс. Мои волосы потеряли былую светлость, окончательно посерев в угоду окружающей среде. Новая куртка. Чёрные брюки со стрелками. Белая рубашка. Во рту начали преобладать коренные зубы.

Вечно повторяющийся сентябрь. Так можно сказать про любой другой месяц года, но приход осени крепко начал ассоциироваться с лишением наивной свободы. Каждый человек, не только ребёнок или подросток, чувствует быстротечность дорогого ему явления. Так мне представляется, хотя опять же, это чистой воды субъективщина.

Вторая неделя учебного года, а уже приходится ходить в куртке. В прошлом году тёплая погода держалась вплоть до ноября.

Конец учебного дня. Пошел только третий час. Пора двигаться домой. Рядом стоящий С. нервничает. Холодный ветер нещадно лупит по лицу, а я упрямо не отхожу со школьной площадки у центрального входа.

С. попеременно использует в мою сторону то проклятья, то нытьё. Я сто раз объяснял этому замечательному тормозу, что не могу самостоятельно идти домой, так как за мной заходит мама.

Такова постыдная правда. Маменька до сих пор считает, что её девятилетний сын неспособен пройти до дома зигзагом триста метров. Чуть ли не каждый день у нас происходят скандалы на этой почве. Мои аргументы очевидны:


1. Теперь я и так гуляю на улице один.

2. Идти действительно близко.

3. Очень стыдно перед сверстниками и друзьями.

4. Я действительно уже большой.

5. Что будет дальше?


Мамины контраргументы достаточно причудливы, несмотря на серьёзность самой ситуации. В попытке подчеркнуть эмоциональную хаотичность этого человека, я отказываюсь писать упорядоченно. Лучше постараюсь передать атмосферу: «Тыещёмаленькийпонимаешь? А знаешь? Знаешь? Ты не представляешьсколько плохих людей. Посмотрипосомтри телевизор. Сейчас МАНЬЯКИ разгуливают, ты ведь вон какой забитый! Любой схватит и потащиттытогохочешь? Потерпиещёгодик! Один годик? Я сама видела, как забирают некоторых девочек из твоего класса! Нуичточтотвойдругсам ходит, оннагодстаршетебя. Пусть его мама за этим следит» Атыотец неп оддакивайчеготыхочешьвонссестро йходион ажевтожевремя заканчиваетвотивм естеходитетакбезопаснееглав ноеэтобезопасностьиоао мшвьалщваааааааааааааааа!

Каждый раз логика родителя сводит меня с ума, но я продолжаю попытки решить вопрос мирно.

Разумеется, можно поддаться подростковому бунту. Взять, да прийти домой. Но если мы разминёмся? Что будет, когда мама придёт забирать меня, а я исчез? Есть вещи, которыми я не готов жертвовать. У маменьки будет как минимум удар. Её здоровье и равновесие слишком много для меня значат.

Читаю насмешки в глазах, проходящих мимо одноклассников. В очередной раз С. начинает скулить. Уговариваю его идти без меня. Он долго держался, но вечно такое продолжаться не может.

Остаюсь наедине со своими мыслями. Мама сильно опаздывает, а я, как назло, очень хочу по-маленькому. В школу возвращаться не хочется. Опять же, это связано с развившейся паранойей, что родитель придёт с минуты на минуту, а меня не окажется на оговоренном месте. Пока терпимо.

Сегодня странный день. На втором уроке русского языка одноклассник по имени А. тихо окликнул меня. Учительница как раз объясняла новую тему, с присущим ей старанием выводя на классной доске основные правила грамматических основ в предложениях.

Немного отойдя от темы, тезисно опишу А., чтобы зритель представлял примерный портрет.

Красивый. Смуглый. Из богатой семьи. Уверенный в себе. Танцор. Любимец всех девочек. Душа компании среди нас, пацанов. Отличник. Эдакий символ идеального ребёнка с точки зрения почти любого взрослого.

Единственным недостатком А. (на мой взгляд) являлась чрезмерная настойчивость, которой он иногда утомлял окружающих, но разбавлялась она юмором, поэтому серьёзных претензий ни у кого не возникало.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман