Читаем Ювенилия Дюбуа полностью

Начинаю глупо улыбаться. Стоит ли желание описанных рисков? Ребёнок не знает, что родительское «я убью тебя» — не значит ровно ничего, только угрозу. Поэтому, когда я принимаю запретный плод, то автоматически подписываю договор об отказе от всех претензий, если меня действительно убьют.

Вот он. Ты хотел бунта? Не прошло и двух листов, как ты его получил. По меркам течения самой жизни и описанных событий, прошло чуть больше времени, но и оно не является чем-то блочным и точным. Мысль о бунте не имеет четких углов и форм, а тем более конкретного времени появления. Она тягучая и проявляется на манер плёночных снимков в красной комнате, когда проявитель просто существует вне контекста самого действия.

Неловко закуриваю, сразу же начиная давиться едким дымом. Б. говорит, чтобы я не так сильно затягивался. Нужно по чуть-чуть вдыхать дым в лёгкие, а самое главное — организму нужно время привыкнуть.

Что может быть глупее травли самого себя? Разве только самоограничения во всём всю жизнь непонятно ради чего. Первый опыт курения выдался крайне скверным. Во рту осталось неприятное послевкусие. Сил хватило на шесть затяжек, после чего горящий кончик потушился о стену.

Более опытный друг скомандовал сохранить остатки до следующего раза. Курить — удовольствие не из дешевых, а достать пачку будучи школяром — предприятие не из простых.

Из побочных эффектов появлялась несанкционированная эрекция, вогнавшая лицо в краску от стыда, но Б. сказал, что поначалу так и должно быть: «Нервная система не привыкла, для неё это большой стимулятор».

Когда сеанс травли был закончен, Б. спрятал пачку за тот же цилиндрический фрагмент мусорной шахты, объяснив это мерой предосторожности. Хранить пачку у себя дома — равняется огромному риску спалиться перед мамой. Мало ли что ей взбредёт поискать у тебя в кармане?

Изображаю перед другом «своего». Крутой парень в теме. А сам затем на последовавшей прогулке думаю о том, как меня будет убивать мама, когда учует зловонный запах. Хуже всего была не мысленная смерть за содеянное, а идея о том, что я могу разочаровать своих родных.

П.С.: в тот вечер никто ничего не почуял и я, в виду безнаказанности и потребности в продолжение бунта, так и решил, во что бы то ни стало пристраститься к дурной привычке, попавшись в нелепую ловушку стереотипов.


Идея вины перед родными — очень заразительна. Опыт, доступный для принятия, сильно ограничен. По данному вопросу над «новой ячейкой» работают бессознательно с полной оперативностью.

Как только ты начинаешь познавать коммуникативные навыки, со всех сторон начинают лить истины, бережно поливая зародыши твоих будущих комплексов.

Родители подарили тебе жизнь, цени её. Ты должен стараться, ведь мы столько сил и денег тратим на твоё воспитание. Не груби старшим, их нужно уважать. Береги себя, как зеница око. Теперь есть тот, кто подаст стакан воды в старости. Занимайся спортом: в здоровом теле здоровый и дух. Не кури. Не пей. Следи за здоровьем, чтобы как можно дольше пожить. Мы тебя так сильно любим, мама не переживёт, если с тобой что-то случится. И так далее.

Такое тягостное наслоение пугает. Оно образует ловушку для собственных желаний, формируя быт, в котором ты остаешься должником.

Я неоднократно говорил о невозможности ребёнку сформировать чувства в логические предложения, но как раз в нежном возрасте он особенно явно чувствует острые моменты. Чем старше он становится, тем больше теряет «нюх» на собственную действительность. Время стирает контур не только у воспоминаний, сами запахи утрируются в виду систематического своего присутствия.

Возможность жить как того желает ум — наивысшая радость, даже если желания эти зачастую низкие, разрушительные и трагичные в своей кульминации. Зато преисполненный свободой ум будет ликовать каждое мгновение, не обречённый на вечные внутренние монологи о том, как вся жизнь до черты «сейчас» была пустой тратой времени с необдуманными действиями.

Смотря на себя и других людей, могу с полной уверенностью сказать, что подавляющее большинство «нас» являются самыми настоящими мазохистами, в отличие от тех, кого принято порицать за более щадящий фетиш. Физическая боль намного безобиднее в отличие от паразита, засевшего в самом центре; можно сказать, в человеческом ядре, держащем не только собственную жизнь, но и занимающимся формированием видимого пространства.

Пусть в глазах редких людей я буду занудой. Для более узкой аудитории мои размышления могут и вовсе показаться несуразицей. Но играет ли это столь уж великое значение? Давайте не будем забывать, несмотря на собственную серьёзность, мы живём в мифе, где каждый имеет право вольного прочтения.

Говорить о кандалах и заключении — есть прогресс ума, который, правда, не отменяет невозможности освободиться.

Как по мне, истинная свобода человека как раз заключается в праве не быть или быть на собственных грошовых условиях. Судьба бездомного пьяницы может оказаться куда ценнее для воспевания человеческого духа, если такая судьба была принята осознанно, вопреки возможным «против».


Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман