Южаночка

Что или ослышалась Южаночка? Или слух обманул ее? Просить прощения у Фальк, ненавистной противной Фальк, только что оскорбившей ее милого славного Сидоренко! О, никогда, никогда в жизни!

— Никогда в жизни! — пылко вырвалось легким криком из груди Ины, — никогда! никогда! Никогда!

— В таком случае становись на прежнее место и стой там, пока не окончится прием — резкими звуками прозвучал над ней голос классной дамы и она с досадой отвернулась от девочки.

Не произнося больше ни одного слова, Южаночка вернулась на середину залы, подошла к своему другу и, крепко сжимая руку старого денщика, тихо, чуть слышно прошептала:

— Я просила, но… Но она требует слишком большой жертвы, милый мой Сидоренко!.. Слишком большой и… Я не могу исполнить ее… Не могу… Не могу…

И она печально поникла своей черной головкой.

* * *

— Ну, и охота тебе киснуть из-за такого пустяка! Вот невидаль подумаешь, постоять у всех на виду в прием… Брось думать об этом. Давай лучше поиграем в снежки, а пока, дай душка я поцелую тебя, — и Гаврик, обняв за плечи подругу, тянулась к лицу Южаночки своими пухлыми, малиновыми губами.

— И я тоже, и я тоже хочу поцеловать тебя Ина! — в свою очередь говорила Даня-Щука и тоже потянулась к ней с другой стороны.

Они все трое стояли на небольшой площадке, покрытой снегом. С двух сторон к ней примыкали снежные сугробы, с третьей стена веранды, с четвертой находилась хорошо утоптанная дорожка, убегающая в глубь сада.

Час приема кончился, девочек повели на прогулку… Теплый ласковый февральский денек веял своим предвесенним дыханием… Всюду начинал уже стаивать снег… Сугробы взбухали и чернели. Чуть уловимым ароматом весны тянуло откуда-то издалека… Там и тут отколовшиеся от водосточных труб валялись льдинки, сверкая большими алмазами в лучах февральского солнца.

— Ах, хорошо! Ей Богу, хорошо! — всей грудью впитывая в себя чистый свежий воздух, — восхищалась Гаврик.

— Дивно хорошо! — одобрила Даня, — правда Южаночка, чудесный денек!

Ина только что раскрыла губы, приготовляясь ответить, как зафыркала, заплевала и замотала головой от большого снежного комка, ловко пущенного в нее Гавриком и попавшего ей прямо в губы…

— Ха, ха, ха! — залились смехом все трое и в один миг закипела снежная война.

Гаврик, Верховская и Южаночка словно с цепи сорвались. Вмиг было забыто недавнее горе и Ина уже с громким серебристым смехом то отбивалась от снежных снарядов, то сама с веселыми криками посылала их…

— Разве вы не знаете, mesdames, что нам запрещается играть в такие мальчишеские игры, — неожиданно услышали все трое знакомый, антипатичный голос и фигура Лины Фальк, укутанной в тяжелую клоку, с увязанной самым тщательным образом шарфом головой, словно из-под земли выросла перед играющими.

— Проваливай! Проваливай! Доносчица! — крикнула ей Гаврик, делая сердитое лицо и забрав огромный слиток снега обеими руками, покомкала его и неожиданно пустила в лицо Фальк, позеленевшее от злобы.

— Как вы смеете Гаврик, я тете скажу! — завизжала неистовым голосом белобрысая Лина.

— Пожалуйста, сколько влезет и тетеньке, и бабушке и всем родственникам, чадам и домочадцам, — захохотала шалунья, приготовляясь повторить свой маневр.

— Эй, берегись, Фальк, — крикнула в свою очередь Верховская, пуская комок в сторону зазевавшейся Ины.

— Бац!

Новый взрыв смеха, неподдельного искреннего и чистого, как серебро.

И едва успевает Южаночка отряхнуться, как мокрый котенок от неожиданности нападения подруг, как второй заряд, сильнее первого шлепнул ее в лицо и залепил глаза.

— Ага, вот вы как! Двое на одну, постойте! — и ничего не видя от снега, запушившего ей веки, она быстро наклонилась, не глядя загребла полную пригоршню из сугроба… Что-то твердое на минуту попалось ей под руку, но Ина не имела времени размышлять что это было…

— Раз! Два! Три! — и широко размахнувшись она послала свой снаряд по тому направлению, где по ее мнению должны были находиться ее противники.

Отчаянный крик… И не крик даже, а вопль, пронзительный вопль боли в ту же минуту огласил сад.

— Что это? О, Боже! Что случилось?

Лицо Южаночки с текущими по нему мокрыми ручьями, стаявшего снега обращалось в ту сторону, откуда вырвался крик… Слипшиеся ресницы раскрылись, глаза расширенные от неожиданности и испуга впились не мигая в одну точку.

На снегу, посреди площадки лежала Фальк, с рукой зажавшей правый глаз и отчаянный вопль рвался из ее груди, не умолкая ни на одну минуту.

— Фальк! Фальк! Что случилось? Что с тобой?

Даня и Гаврик бросились к девочке с растерянными, испуганными лицами и всеми силами старались ее поднять.

— О-о! Глаз! Мой глаз! О-о-о! Больно-больно-больно! — вопила отчаянным страшным, диким голосом Фальк.

А с дальней аллеи уже спешила госпожа Бранд, еще издали заметившая что-то неладное, прямо сюда, на площадку. Со всех сторон, изо всех углов стремительно бежали девочки своих и чужих классов, тоже привлеченные и испуганные дикими воплями Фальк.