Южная повесть

Надо будет погадать на него. Но ни в коем случае ничего серьезного! Слишком вредно крутить роман с северянином. Сегодня здесь, завтра уже уплыл к себе в Россию. А пока от них никакого толка. Только новые расходы для тех, у кого они остановились. Может, пустить к себе в дом какого-нибудь русского офицера? О, это было бы интересно. Черт побери, должен же кто-то возместить мне рассыпавшееся в этой встречающей толпе серебряное монисто! Одно расстройство. Вот к чему приводят праздники!

Апрель 1806.

В Херцог-Нови зацвели кактусы, все дубы и платаны покрылись зеленью. Совершенно необычная картина: вечнозеленые пальмы простояли всю зиму с листьями, а дубы показывали свои голые стволы, обвитые зелеными лианами. Еще пару недель — и вода в море будет теплой-теплой. Наши моряки уже купались. Вечером их только и можно найти барахтающимися в морских волнах в объятиях молодых черногорок.

Больше всего эта экспедиция похожа на отдых в райском уголке, нежели на военную кампанию. Пару раз мы выходили в море, чтобы предотвратить французский десант на побережье, однако французы, едва завидев наши флагштоки, поворачивали назад. Сенявин готовит штурм Котора, французы, похоже, тоже ждут именно этого. Скорее всего, как только Санконский снимется со своим корпусом в сторону Котора, а эскадра начнет бомбардировать его укрепления, первый французский корпус двинется по побережью к Херцог-Нови. Однако одновременно атаковать французы тоже не решаются: как только они уйдут из Котора, наша эскадра высадится там. Война остановилась до первого решительного шага, но никто не хочет его делать, боясь проиграть.

Сегодня был в гостях у священника Савина монастыря. Именно православное духовенство явилось тем объединительным звеном между нами и черногорцами, которое позволило вместе бороться с общими врагами. В религиозном единстве, видимо, и заложены основы нашего братства. Поэтому всем русским офицерам вменено в обязанности посещать черногорские храмы и святыни, а также приводить своих подчиненных на еженедельные службы о даровании победы в борьбе с иноземцами. Именно к священнослужителям как к людям, пользующимися самым большим авторитетом в этих местах, стоило обращаться для разрешения проблем русского корпуса.

Сегодняшний визит мой был посвящен возникшим трениям местных бойцов и рыбаков с нашими моряками, которые порой превышали рамки дозволенного уставом. Их романы с черногорскими девицами переходили известный предел, и хотя большая часть этих девиц была не за мужем, семьи их порядком волновались, предпочитая видеть в суженых своих чад местных жителей. Порою также выходившие в море русские суда распугивали всю рыбу и днями местные жители ничего не могли путного поймать. Третий вопрос был незначителен: необходимо было создать постоянный сторожевой отряд в Суторине: на случай перехода французов в наступление с этой стороны. Я должен был возглавить его, а священник из Савина монастыря должен был меня сопровождать туда. Путь был недалек, тем не менее, мы разговорились.

Оказалось, что священник владеет русским гораздо лучше, чем его мирские собратья. Путешествие посему не составило мне труда. Конечно, теперь придется ограничить пребывание рядовых матросов территорией порта, а офицерам придется быть представленными родным девушек, за которыми они влачились. Рыбу черногорцы взялись поставлять нам сами, так чтобы мы и не думали выходить в море. Суторинская долина уже встала перед нами, мы остановились напоить лошадей.

— Послушайте, ваша святость, сегодня ваша проповедь о победе была столь вдохновенна…

— Просто, сын мой, эта были те слова, которые достигли твоего сердца. В прошлый раз были слова, которые достигли сердца других воинов.

— Но, отче, как вам удается всю неделю — шесть дней говорить «возлюби врага своего», «не убий» и «подставь другую щеку», а в воскресенье требовать справедливого возмездия и смерти врагам нашим?

— Бог дает тебе свободу выбора, сын мой. Либо ты следуешь его заповедям, либо своим. Никому не дано знать, насколько грешны твои поступки, поэтому ты приходишь в церковь, ставишь свечи к образам и плачешь. Ибо плакая, ты очищаешься, все то, что кажется тебе сомнительным и злым, уходит от тебя и бог прощает тебя.

— Но я не могу убить и не убить одновременно.

— Сын мой, ты заходишь в дебри теологии. Поверь мне, ты воин, так захотел бог. В нашем краю враги, они тоже воины, и тоже знают, что могут погибнуть. И только тебе решать, подставишь ли ты свое сердце под пулю или пустишь пулю в сердце другому. Я не молюсь за смерть других, я молюсь за жизнь своих прихожан, вашей братии, за мир в этом городе. А как бог повелит сделать, может, враги так и будут стоять в двадцати верстах отсюда, а потом им будет божественное видение, и они уйдут отсюда.

— Вы надеетесь, что так и случится?

— Так было. Давным-давно, некие племена снялись с мест, где жестоко правили и терзали жителей, только потому, что солнце, которому они поклонялись, перестало светить на день.

— Сегодня таким никого не удивишь…