Южная повесть

— Нет, не обязательно. Ты знаешь, — внезапно я поймал себя на мысли, что так много доверил этой девушки, что перешел на «ты», — Я встретил в жизни такого человека. Воевал с турками под Измаилом. Как-то их отряд захватил высоту и отбивался от турок в течение дней трех. У них были шансы отойти к своим, тем не менее, они приняли решение держать оборону. Турки облепили их со всех сторон, стрельба не прекращалась и ночью. В пылу сражения он приказал прекратить огонь. Турки, считая, что он собрался сдаться, тоже прекратили огонь. Колонна русских построилась при полной амуниции на одном из склонов. Турки ждали. Он встал на вершине, укрепил русский флаг и зарядил пистоль. Колонна с криком «ура!» рванула вниз и прорвала оборону, пока турки в упор расстреливали его, а он, схватившись за флаг, кричал «Vivat, Россия!». За что он умер? Я не знаю другого ответа, кроме как за Россию. Я не знаю другого такого человека, который так бы любил Россию. И не знаю, сможем ли мы все вместе так любить нашу Россию, как любил ее он — беззаветно и бесспорно. И все же я опять скажу, что по его представлениям, такая смерть была лучше, чем позорное отступление. Те, кто хотел спастись, — спаслись, он же предпочел остаться. Он победил самого себя, победил ради высшего идеала. Также и мы готовы рискнуть жизнью за любимую женщину, за мать, за друга, потому что нам дороже эти люди, чем собственная жизнь. Вот и все. И нам в тысячу раз будет сложнее жить и знать, что мы не спасли их, а могли бы. Согласна?

— Да, — похоже, последняя фраза успокоила ее, хотя нить моего рассуждения, видимо, была потеряна уже давно. Она просто смотрела мне в глаза, доверчиво улыбалась. Мне показалось, что это улыбка сочувствия безнадежно больному человеку, тем не менее, рана моя словно затянулась, неприятное ощущение при движениях прошло.

Она привстала и поцеловала меня в лоб. Я поймал ее руку и притянул к себе. В последний момент перед поцелуем я поймал себя на мысли о том, что так не может быть. И все-таки это случилось. Она обхватила мою голову, я взял ее за талию, мир завертелся, мотылек бился в окно, пытаясь вырваться на свет, исступленно стучась в стекло, отскакивая и снова подлетая, потом успокоился и затих.

— Ты знаешь, ты самая лучшая медсестра, которую я только встречал. Я хочу быть с тобой.

Она шмыгнула носом, улыбнулась сквозь сон и уткнулась мне под плечо.

Лист ее дневника.

Слишком многое повторилось — я прочитала главу из венецианской книги. Черт побери, я нашла его по чеку за акулу. Все это время я думала, что в книге написано «жди крепость». А в ней написано «чек акула». Хорошо, посмотрим, что дальше.

А вот этого бы я не хотела. И теперь у меня есть книга, которая мне скажет, как этого не допустить. Цыганка! Итак, цыганка, которая спит с которским воеводой. Кто теперь играет роль воеводы? Кто мог дать полномочия Николе? Сенявин? Ну, это слишком. Санконский? Да, пожалуй, это жирный генерал еще тысячу раз даст фору всем бравым морячкам и заложит их по пятому кругу. Осталось выяснить, есть ли у него цыганка.

Зачем я так волнуюсь? Неужели я испытываю к этому русскому какие-то чувства. Мы поговорили, переглянулись — каждый может так. Единственное, чего я не могу забыть — картины, стоящей перед глазами, — его раненого, встающего и несущего мне розу. Наверно, так на небесах заключаются браки. Это я.

1806 год 8 июня.

Нас послали в бой. Похоже, война становится реальностью, большие силы французов подошли с обеих сторон. Надо определяться, кого мы будем атаковать и как далее держать оборону. Сегодня, слава всевышнему, снова была победа. Стычка у Мальты окончилась нашей победой. Французы так и не научились лазать по горам. Более всего смешно наблюдать, как они волочат за собой свои тяжеленные орудия, и как те, отвязавшись от лошадей, падают вниз. Пару раз черногорцы уже приносили целые и невредимые французские мортиры, после чего мы укрепили их на крепости.

Устав от боя, я так и не решился показаться у Марии. Хотя мне очень хочется ее видеть, я не знаю, что ей сказать. Я знаю, что сказал бы, но боюсь, что она не поймет меня. Ей, наверное, покажется странным, что мы виделись всего три раза, а я уже позволяю себе такие слова. Чего доброго, она подумает, что я один из наших бравых матросов, которые гуляют по побережью с сомнительного вида дамами из города, ублажают их всю ночь, а наутро идут к хозяйке трактира и платят ей за завтрак натурой.

Лучше будет, если я напишу это в дневнике.