Южная пристань

Рядом шарахнуло, крыша дома проломилась и из распахнутой двери на вспученную мостовую выкатилось тяжелое ядро. Миха посмотрел на вражескую эскадру и даже не попытался угадать каким кораблем оно было выпущено.

Зачем-то подобрав оказавшуюся под ногами шашку, предназначенную для командира казачьей сотни, он схватил Витьку за руку и бросился вниз по улице. Туда, где недалеко от порта находилась батарея береговой охраны, которая, судя по редким и нестройным звукам, открыла ответный огонь.

Люди реагировали на происходящее по разному. Кто-то истерически орал в продолжительном ступоре, кто-то бежал в горы, в которых надеялся укрыться от вражеских ядер, и лишь офицеры да солдаты короткими перебежками продвигались к порту. Михаил узнал среди них казаков, командиру которых он только что отковал шашку. Были среди них и матросы береговой охраны, свободные от смены. Они что-то кричали, но их голоса просто вливались в общий фон этой дьявольской какофонии.

Вокруг рушились дома, сыпались с неба чугунные ядра, весь мир скрежетал зубами и этот скрежет, эти хлопки и крики врывались в сознание, и без того перевернутое произошедшим. Миха продолжал волочить за собой Витьку, в одной руке держа шашку и, боясь кого-нибудь задеть, размахивал ею над головой, как верховой казак в кавалерийской атаке. Он тоже кричал, но не слышал своего голоса, обычно такого громкого, что мог перекричать даже вестовую пушку, выпаливающую каждый полдень заряд пороха в сторону моря.

Когда они добежали до порта, трясти перестало, но пушечная канонада продолжалась. Орудия береговой охраны, рассчитанные на бой с броненосцами, справлялись с парусными кораблями как с игрушками. Но ядра, несмотря на малую эффективность, все-таки принесли городу весьма ощутимый урон.

Наибольший вред нанесло землетрясение — город был похож на картину, которую Миха видел в прихожей начальника порта, когда принес ему выкованный стилет. На той картине был изображен конец света — разрушенные дома, бегущие люди.

Витька наконец пришел в себя и, приблизив губы к уху кузнеца, что было сил заорал.

— Дядь Мих, что это такое?

— Землетрясение, Вить, — так же прокричал Михаил, благо природа успокоилась и теперь можно было докричаться друг до друга сквозь шум морского сражения. — Правда, очень уж сильное.

— Это я и сам понял. А парусники откуда?

— Понятия не имею. Может мираж?

На некоторое время установилось затишье и только сорванный голос

Витьки прозвучал в неспокойном воздухе.

— А ядра тоже мираж? — спросил он и тут же рядом шлепнулось тяжеленное ядро и наполовину впаялось в мостовую.

— Твоя правда, Витя. Не знаю, откуда им взяться. Разве что турки снова на нас войной пошли.

— У них тоже давно на паровые машины перешли, а некоторые корабли, говорят, новые двигатели используют, нефтяные. — моторы Дизеля, — уточнил Миха. — Нет сейчас таких кораблей у турков. К Тому же, знамена у них не турецкие. Французы это. Так ведь мы с ними уже два века морей не делили. И опять же, почему парусники? Ни черта не пойму! Пойдем, у солдат узнаем.

Они подошли к группе солдат, столпившихся у развороченного пирса.

Канонада утихла, обе стороны были будто удивлены внезапно возникшей перепалкой.

Один из казаков показал рукой в море.

— Глядите! — воскликнул он. — Что это там?

В море, действительно, происходило что-то странное. Небо над неприятельской эскадрой озарилось мерцающим сполохом, переливающимся разными цветами. Паруса задрожали будто фантомы и стали медленно растворяться в воздухе. Набежавшие тучи заплакали дождем и корабли затерялись в его пелене. Михаил подобрал оброненный кем-то из офицеров бинокль с выдавленной правой линзой и поднес его к глазам. Свечение в небе резануло по зрачку и едва не ослепило — он сразу перевел бинокль на линию горизонта.

Эскадра исчезла. На неспокойных волнах близ порта покачивались обломки мачт с остатками такелажа на уцелевших реях, обрывки парусов, бочки, доски.

Среди плавучего хлама Михаил заметил чудом уцелевшую лодку с человеком, который отчаянными взмахами весел греб к берегу, словно пытался избежать соприкосновения с тем странным переливчатым свечением, которое теперь начинало опускаться к барашкам волн. Куда подевалась эскадра, никто и догадаться не пытался. Может быть, она была миражом, но разве миражи стреляют по портам чугунными ядрами? И это свечение, какова его природа? Михаил видел подобное явление, но в этих широтах его никогда не замечали, и при этом оно возникало лишь высоко в небе, оно рождалось выше туч и не опускалось так низко.

Между тем с берега послали уцелевший паровой катер, чтобы схватить гребца и подробно расспросить его о том, что это за эскадра, откуда она взялась и куда делась. Михаил, воспользовавшись суматохой, пробился к командиру казачьей сотни, ведя мальчишку за собой на буксире.

— Ваша шашка, господин есаул! — громко сказал он.

— Что? — человек в порваном на спине мундире обернулся и непонимающе посмотрел на кузнеца.

— Шашка ваша, готова, говорю!

— А, кузнец? Вишь чего творится? — казачий капитан взял в руки шашку, повертел ее перед собой.