Южная роза (СИ)

              -А потом их всех повесят. Ну или расстреляют. И тех, кто укрывал проклятого бунтовщика - тоже.

              Габриэль принялась расправлять складки на платье и чувствовала, что пальцы её совсем не слушаются.

              ...Одноглазый…

              ...Милость божья!

              ...Значит, Форстер её обманул! Он знал, кто такой этот стригаль, который вовсе и не стригаль…

              ...«Вы же, надеюсь, понимаете, что Алекс в этом не может быть замешан?»

              ...Конечно, он замешан! Какая глупость! Какая неимоверная глупость!

              ...Да провалились бы вы, мессир Форстер!

              Она вдохнула поглубже.

              -Раз вы говорите, что нам ничего не угрожает, то и забудем о них. Я уверена, вы поймаете этого Одноглазого. Меня волнует совсем другое, - произнесла она, глядя на озеро, - и я хотела спросить вас кое о чём.

              -О чём?

              -Я очень волнуюсь за свою кузину Франческу! Я здесь уже столько времени, а от неё было только одно письмо, и я хотела вас спросить: ведь её кузен Федерик уже должен был приехать? Может, есть какие-нибудь вести от него? Поверьте, я очень встревожена,- Габриэль понизила голос, - я могу быть с вами откровенна?

              -Да, конечно! – Корнелли склонился к ней, поддерживая за локоть, и они ещё отошли в сторону.

              В другое время она бы не позволила капитану так прикасаться к её руке, но сейчас только его внимание к ней удерживало Корнелли от того, чтобы отдать распоряжение на обыск своим солдатам. И от того, чтобы заняться им самому.

              -Она ожидала предложения от вашего друга – капитана Моритта. И от неё нет никаких вестей, а ваш друг всё ещё не приехал. Быть может, вам что-то известно?

              -Н-нет, поверьте, я знаю не больше вашего, - капитан сдержанно улыбнулся.

              Его лицо было совсем близко, и Габриэль даже почувствовала запах его одеколона, а сама краем глаза наблюдала, как солдаты налегают на ликёр и закуски, и служанки наливают им снова и снова.

              И она продолжала флиртовать с капитаном, наверное, ещё добрых полчаса, говоря о том, как же скучно в Волхарде, где все разговоры с утра до вечера только об овцах. И уверила его в том, что непременно приедет на праздник святой ровердской Девы, и что все танцы, которые там будут, она обещает ему. Её смущение, и робость, и румянец, и дрожащий голос капитан отнёс, разумеется, на свой счёт, и он даже представить не мог, от какого именно стыда и страха пылают щёки синьорины Миранди.

              Пока они разговаривали, солдаты успели опустошить не одну бутылку, а служанки успели не раз и не два сбегать за закусками, и не скупились подливать в стаканы, улыбаясь и кокетничая.

              И когда дело дошло, собственно, до дела, и бумага на обыск была предъявлена, солдаты нехотя обошли особняк, осмотрев комнаты, и веревки с подушками, что сушились на заднем дворе, заглянули на конюшню, в погреба, и ткнув шестом пару раз в копну сена, пожали плечами. В итоге доложили капитану, что никого и ничего найти не удалось. Корнелли участия в обыске не принимал, посвятив это время беседе с синьориной Миранди.

       -Мой отец приезжает завтра, и останется на праздник, - сказал капитан, задумчиво глядя на далёкие пики Сорелле, - боюсь, у нас тут предстоят жаркие дни – он будет сильно недоволен всеми этими событиями. Что же, я должен попрощаться, синьорина Миранди. Простите, что всё это доставило вам определённые неудобства, но такова моя служба.

              Он наклонился и поцеловал её руку, и удержал неприлично долго. И не будь на ней перчаток, он наверняка бы почувствовал, какие ледяные у неё руки. А она вспыхнула от неловкости, потому что видела, как смотрит на неё Ромина, и служанки, прильнувшие к окнам, и спрятав взгляд, ответила:

              -Не извиняйтесь, я всё понимаю: вы служите королю, как истинный южанин. Я желаю вам поймать их как можно скорее, - и она улыбнулась ему, постаравшись вложить в улыбку всё свое обаяние.

              Но, сказать по правде, у неё уже скулы болели от фальшивых улыбок и напряжения. На прощанье Корнелли снова поймал её руку и, целуя, произнёс:

              -Если честно, я так рад… Сюда должен был ехать Анжело, но я напросился сам, потому что очень хотел вас увидеть, - и капитан посмотрел на Габриэль таким взглядом, что сердце у неё ушло в пятки, и добавил тише, - я не в силах был ждать дня ровердской Девы.

              Габриэль залилась румянцем и опустила ресницы так, словно его слова, и правда, взволновали её…

              Конечно, она была взволнована, тем, что он говорил, только вряд ли он мог понять, что именно послужило этому причиной…

              Она ещё постояла на подъездной аллее, глядя вслед удаляющемуся отряду, и видела, как капитан обернулся и помахал ей рукой, и она помахала в ответ.