— Полностью он нам не ясен. Работает с генералом Фрэнсисом Райтсайдом. Ищет встреч и знакомств среди вьетнамцев. Недалеко от базы есть пагода мудрого Дье-ма. На самом-то деле она называется пагодой Пурпурных облаков, но настоятель пагоды прославился своими знаниями, умом, добротой, и люди давно уже называют ее пагодой мудрого Дьема. Вот с ним-то полковник Смит и старается наладить тесное общение, ведет беседы о буддизме. Думаю, что следует попробовать сблизиться с этим полковником.
— Неплохая мысль. Только надо подыскать такого человека, который мог бы завоевать доверие самого мудрого Дьема.
— Как раз этим мы сейчас и занимаемся. Племянник Дьема служит где-то в одной из наших частей. Мы уже знаем его имя, знаем, что Дьем души в нем не чает за то, что парнишка хорошо освоил каноны буддизма и философию древних. Дьем будто мечтал подготовить из него наследника себе. Но парню вдруг наскучило сидеть в пагоде, и он подался в политехническую школу в Хюэ и окончил ее успешно. Его хотели послать во Францию для продолжения образования, а он вдруг исчез из Хюэ. Через некоторое время он прислал мудрому Дьему весточку через верного человека, сообщив, что ушел в народно-освободительную армию. Мудрый Дьем, как рассказывают деревенские жители, сначала рассердился и расстроился, а потом, обдумав все — он же поэтому и зовется мудрым, — простил своего любимца.
— Если удастся найти парня», — сказал генерал, — сразу приходите с ним ко мне. Но постоянно помните, как бы не попасть самим в ловушку.
— У меня есть личная просьба, товарищ командующий, — сказал Фам Лань.
Генерал поднял удивленно брови, внимательно посмотрел на майора, будто ослышался: с просьбами, тем более личными, к нему обращаются редко.
— Очень прошу выслушать меня, товарищ генерал, — взволнованно произнес Фам Лань.
— Ну, как говорится, и вода вскипела, и чай заварен. Готов выслушать со всем вниманием, — ободряя майора улыбкой, сказал генерал.
— Вы знаете, что представляет собой база Фусань?
— Ну, если твои разведданные верны, то это — крепкий орешек. Нам он пока не по зубам, хотя разгрызать его придется когда-нибудь именно нам. Верно?
— Совершенно верно, товарищ генерал. Вот я и прошу вас отправить меня в район базы. Ведь я из тех мест, мне там многое знакомо. Я постараюсь проникнуть на саму базу — не могут же американцы обойтись без вьетнамской прислуги, помощников, переводчиков.
И если мне удастся, то Фронт будет получать информацию из первых рук. Настанет же такой день, когда наши войска начнут штурм базы, и тогда сведения, добытые на месте, очень пригодятся командованию.
— Как, товарищ председатель, — спросил генерал, — примем предложение или прикажем не отвлекаться от прямых служебных обязанностей?
Генерал говорил вроде строго, но Фам Лань уловил в голосе теплые нотки.
— Предложение заманчивое, — сказал председатель, — но только подойдет ли Фам Лань для этого? Тут надо подумать, не один раз подумать. То, что он из тех мест, может обернуться не преимуществом, а недостатком: а вдруг узнают? И тогда все пропало. Противник насторожится, к нему будет труднее подобраться.
— Вот видишь, Лань. Прав председатель. И еще одно. Не так много у нас людей с академическим образованием, чтобы мы могли рисковать ими.
— На риск мне или кому-то другому все равно придется идти. Но у меня в этом случае будут преимущества перед другими.
— У тебя они и здесь есть, — прервал генерал. — Я уже сказал.
— Я не об академическом образовании, товарищ командующий. Речь о другом. Риск можно уменьшить. Отпущу усы и бороду, изменю походку и сделаюсь неузнаваемым. Потом — время. Я уходил в армию шестнадцатилетним, а теперь уже за тридцать перевалило.
— Много ли перевалило-то?
Фам Лань смутился.
— Да уже три месяца, — ответил еле слышно.
Генерал и председатель рассмеялись.
— Совсем старик, — сказал генерал, вытирая глаза платком. Потом сразу посерьезнел. — А впрочем, жизнь измеряется не только годами, а сделанным за эти годы. Я знаю, Лань, через какие испытания ты прошел. Ну, а еще какие доводы в твою пользу?
— Язык, товарищ генерал. Я ведь знаю английский, а это для разведчика немаловажно.
— А если начнут пытать, а ты закричишь не по-анг-лийски, а по-русски? — с улыбкой глядя на Ланя, спросил председатель Фронта освобождения.
— Обещаю вам, что если такое случится, то буду кричать только по-вьетнамски, даже на южном диалекте.