Пока были проблемы с канализацией и к вариантам дачных сортиров порой выстраивались очереди. Особенно по вечерам после ужина. Бобров очень надеялся на Вована, который должен был привезти еще одну минигэс, а также заказанный фекальный насос и трубы большого диаметра. Бобровские женщины очень полюбили ночное купание под душем. У него, как у всякого приличного деспота, была личная душевая кабина (он вообще-то собирался всем постепенно поставить, но у него все-таки была первая и все завидовали), но Боброву редко когда удавалось ею воспользоваться. То воды не было, то она оказывалась занята. Причем, зачастую, сразу двумя женщинами. Бобров несколько раз пытался принять участие в том, что Апи называла помывом, но кабина явно не была рассчитана на троих разом и, хотя женщины, ни в коей мере не были против, окромя фигурного (зачастую даже статического) стояния, мало что получалось. Правда, последующее действие в кровати очень всех впечатляло.
Но главное, что Бобров немедленно вписал себе в актив, было начало прокладки дороги. Сейчас путь до Кимберли по суше занимал примерно столько же времени, сколько Вован тратил на морскую дорогу до Херсонеса. Получалось неприемлемо ни с какой стороны. Надо было время на дорогу срочно сокращать, иначе на нее могла уйти, если говорить образно, вся оставшаяся жизнь. А Бобров не желал посвящать всю жизнь дороге. Он хотел хоть немного побыть этаким набобом. Тем более, имея таких жен. И если Златка внешний антураж воспринимала относительно спокойно, для нее главным был Бобров в этом антураже, то Апи просто поражала своей тягой к богатой, обеспеченной всеми благами, жизни.
Казалось бы, откуда это в молодой девчонке, которая до своих пятнадцати лет видела только бедную хижину родителей, рабский рынок да вонючий трюм корабля, где к тому же ее регулярно скопом насиловали. Откуда ей было знать, как могут жить очень богатые люди. Всякие там сатрапы, тираны и деспоты. Она кстати, первой из всех освоила привезенный Вованом во время второго рейса компьютер, совсем, простенькой конфигурации и огромным, по тем меркам, семнадцатидюймовым монитором. И надо же было, чтобы ей попалась среди множества книг многотомное сочинение Анн и Сержа Голон о похождениях Анжелики. А тут еще и Бобров, как он себя потом корил, не от большого ума, а чтобы сделать ей приятно, попросил у Юрки через Вована кассеты с фильмами об этой самой Анжелике. И все.
Когда Апи обнаружила путем сравнения зеркала с экраном свое неоспоримое сходство с Мишель Мерсье, жизни Боброву практически не стало. И даже по ночам, когда угомонившаяся Златка с другой стороны от Боброва вовсю предавалась сновидениям, Апи, отдышавшись, начинала поверять плавающему между сном и явью Боброву свое виденье их жизни.
А днем Апи была неудержима. Она изо всех сил помогала Боброву строить новую жизнь. А так как новая жизнь, по замыслу Боброва, подразумевала дорогу, значит, Апи назначила сама себя строителем этой дороги. Правда, она с трудом поднимала тяжелую кирку, но никто над ней не смеялся и только Бобров, заметив, что девчонка, сопя, разбивает подвернувшийся камень, с возгласом: «Горе мое!» отнимал у нее кирку и, взяв подмышку, относил домой.
Апи не возражала и не устраивала ему сцен. Но при первой же возможности опять убегала к строителям дороги. А когда один из них, желая сделать Боброву приятное, попробовал так же как он транспортировать Апи, она устроила такую дикую сцену, что несчастный потом боялся и близко к ней подходить. Бобров после этого строго отчитал девчонку. Та выслушала все, покорно понурившись, а когда он закончил, заявила:
– Никто не должен трогать то, что принадлежит Боброву.
– Ты мне не принадлежишь, – счел нужным возмутиться Бобров. – Ты свободный человек.
Ответ Апи поставил его в тупик.
– Я тебя люблю, – сказала она решительно. – А значит, принадлежу.
– А если я тебя? – растерялся Бобров. – Значит, по-твоему, тоже принадлежу?
– Ну да, – заявила дерзкая девчонка и, показав ему язык, гордо удалилась.
Когда Бобров попросил Златку повлиять на младшую подругу, которая вбила себе в голову невесть что, Златка ответила, даже не думая, что Апи сказала совершенно правильно. Только она, Златка, полагала, что это к ней придет немного позже.
– Ты хочешь сказать... – начал было Бобров.
– Какой ты все-таки глупый деспот, – улыбнулась Златка.
Когда дорога удлинилась до трех километров, и поселок скрылся из вида, к строителям вышли, ведя в поводу исхудавшего мула, Серегины посланцы. Бобров объявил перерыв, плавно перешедший в вечерний пир, когда увидел, с какой добычей они явились. На следующий день работы тоже не было – какая уж тут работа.