Южное седло

Опять небольшой перевал, затем спуск в другую долину, также впадающую в Сун-Кози,— так мы продолжаем наш путь по дороге с бесчисленными подъемами и спусками. Шагая вместе с Чарлзом Эвансом и наблюдая стадо крупных обезьян лангуров, которые раскачивались на деревьях, растущих по крутым склонам холмов, я убедился, что невозможно их спутать с представителями «ужасного снежного человека» (некоторые предлагали такое решение проблемы). К тому времени, когда мы достигли широкой реки у Долалгхата, на высоте не более 800 метров над уровнем моря, жара нас окончательно доконала, и мы с наслаждением предались сказочному купанию.

Ранний выход имеет свое немалое преимущество: приходите на бивак сравнительно рано пополудни и можете использовать остаток дня в личных целях: писать, читать или ловить бабочек с Джоном и Майклом Уэстмекоттом. Именно здесь нагнал нас Джон, когда мы ужинали в темноте. Большинство устраивалось уже на ночь. Под яркими звездами, любуясь серпом луны, появление которой мы наблюдали утром, я вновь подумал о необычном характере экспедиции. Поэзия должна была временно стушеваться в суматохе с кислородными масками, с сортировкой снаряжения, неурядицей с багажом и тому подобным. Теперь она робко проглядывала вместе со звуками далеких голосов над бесчисленными лагерными кострами, приглашая меня измерить звездную бесконечность неба, убаюкивая монотонным пением реки.

Ранним утром, когда звезды начинали бледнеть и на лугу раздавался знакомый кашель носильщиков, было приятно лежать и пить чай, даже тхондуповский чай. Однако затем нужно было вставать и принимать участие в предстартовой суматохе до того момента, как палатка ляжет на землю. Обычно я оставался вместе с Майклом чтобы проследить за последними тюками, так как, если в селении был чанг (местное рисовое пиво), носильщики, вполне вероятно, могли опоздать. Хакоман Сингх, похожий на пророка со своей длинной тростью и сверкающими глазами, с поразительным красноречием громил в этом случае виновных за их злодеяния, в то время как они полные стыда, прокрадывались к своим грузам. В это утро мы преодолели большой подъём от русла Сун-Кози до селения Чиабаса, расположенного на следующем гребне, на высоте 1980 метров. Переходы не могли быть слишком длинными, так как груз носильщиков достигал 25 килограммов.

Перед отъездом из Англии мы были информированы о необходимости во время подходов надевать для тренировки кислородные маски. Обычно я ухитрялся ранним утром мгновенно ускользнуть, но некоторые, и в особенности Джон, были героически добросовестны. После завтрака, когда солнце начинало припекать во всю, они облачались в маски для подъема на какой-нибудь чудесный холм повыше, «вкалывали» со страшной силой и достигали вершины полумертвыми, купаясь в поту и в ореоле добродетелей. Все были готовы поклясться, что никогда не было так трудно, как в этот последний раз. В данном случае приятная прогулка с вершины гребня, через склоны холмов в кэмберлендском стиле привела нас, не доходя примерно 800 метров до селения, к месторасположению лагеря. После обеда я присоединился к охотникам за бабочками для изнурительной экскурсии через соседний гребень. Далеко впереди облака и туман скрывали манящие нас снежные вершины. Но все же сквозь дымку промелькнули участки внушительного гребня.

На следующий день небо также было покрыто мрачными тучами. Накануне некоторые из нас сожглись, а спина Чарлза Эванса напоминала вареного рака. Мои локтя тоже побаливали, однако прогулка в шортах и тенниске, в темных очках и без головного убора всегда была приятна мне. Носильщики двинулись в путь с трудом (по-видимому, в Чиабасе имелся чанг), и мне представилась возможность уточнить наше окружение — сто пятьдесят носильщиков: тридцать шерпов, включая шерпани, пришедшие из Намче три проводника, три командира, каждый из них считался ответственным за пятьдесят носильщиков, и один Хакоман Сингх, вооруженный свистком и тростью.

Путь проходил по гребню, на высоте 2280 метров. Рододендроны, как алое пламя, окаймляли дорогу. Спуск в долину и путь через рисовые поля привели к короткому подъему до Рисинго, приютившегося на обрыве над рекой. В Рисинго есть хорошо известный «гомпа», или храм, вблизи которого мы раскинули лагерь. Я был преисполнен уважения к святому месту, однако Тхондуп придерживался другого мнения и, чтобы укрепить навес над кухней, стал забивать кольца и гвозди в стену храма, в то время как шерпани расстилали свои спальные принадлежности на обеих верандах. Как раз когда поспел чай, нас настигла прелюдия надвигающейся грозы в виде ливня камней размером с лесной орех. Отрезвленные этим явлением, мы осмотрели гомпу.