Было только 10.45, но оставалось ещё много дел. Здесь лежала палатка «Мид», но, прежде чем мы могли укрыться в её спасительной тени, нужно было утрамбовать площадку и установить палатку. Чтобы утрамбовать пушистый снег глубиной около 300 мм, требуется много времени. Затем на площадку нужно осторожно перетащить и расставить палатку. На высоте 7320 метров это изнурительная, прерываемая многочисленными паузами работа, и прошло около часа до той минуты, когда мы наконец, задыхаясь, как рыба на льду, улеглись под крышей. Замерзшие сардины, оттаявшие на спиртовке, печенье и мятный кекс составили наш обед. Нам не очень хотелось есть, и мы считали, что лимонный напиток в наших фляжках куда лучше любого вина. По своей глупости мы не разожгли примуса, чтобы приготовить дополнительное количество питья, и позже я горько об этом сожалел, так как мы потеряли много влаги. Но в тот момент было намного приятнее просто лежать, дремать, просыпаться, размышлять и снова дремать.
В 1.15 Джордж приоткрыл один глаз и сказал: «Хорошо!» Я ответил: «Хорошо!», и мы вновь задремали на несколько минут. Так продолжалось некоторое время. Вскоре после 1.30 две очень заспанные фигуры, отягощенные той сонной инерцией, которая превращает каждое движение в титаническую битву с природой, вынырнули из палатки, щуря глаза на окружающее невероятное сверкание.
У нас ещё оставалась обязанность — разведать дальнейший путь на завтрашний день, в частности обследовать первую трещину.
Здесь следует рассказать о местоположении лагеря VII. Лагерь расположен на широкой, плоской вершине громаднейшего серака, на который мы теперь забрались. Со стороны горы он был защищен глубокой трещиной шириной 2,5 метра, в раскрытую пасть которой должно было падать все летящее сверху. Однако, будучи защитой, эта трещина являлась одновременно и препятствием, а у нас не было здесь дюралевых лестниц. Мы опаздывали уже на сутки и обязаны были немедленно найти дорогу к верхним полям. Было 17 мая. Майк Уорд хотел прийти к концу этого дня в надежде, что он и Джордж ещё могут закончить работу на стене. Я же, руководя шерпами, должен буду вновь подняться 20 мая для первой заброски на Южное Седло.
Пока с нижних склонов ничего не было слышно о Майке. Мы медленно справились с утомительной процедурой надевания непокорных кошек и вышли в путь, направившись сначала вправо, вдоль трещины. Через 40 минут мы остановились. В этом месту трещина к счастью, была завалена снегом, стекающим из небольшого кулуара, косо спускающегося налево. Я закрепил верёвку Джорджа над снежным мостом, на котором он стал осторожно вырубать одну за другой большие ступени, пока наконец не исчез за углом. Я последовал за ним, стараясь возможно скорее вогнать свой ледоруб в плотный снег противоположного края и надеясь при каждом зондировании, что подо мной не окажется бездонной пустоты.
Я обнаружил Джорджа уютно устроившимся в кулуаре и дальше пошел первым, что было в тот момент самым легким делом. Снег был плотным. Воткнутый по головку ледоруб хорошо меня выдерживал, когда я тяжело и неуклюже наваливался на снег. После каждого шага остановка, чтобы удобно поставить ногу. Здесь, в тени, я проснулся окончательно и смог наконец оценить Броунингскую «чистую радость жизни», которая ниже явно отсутствовала. Сколь безумными были тогда поэты! Справа от нашего кулуара капли стекали с громадного «носа» и со звоном падали в трещину. Лагерь VII исчез где-то слева. Продолжая подъём, я очутился на льду; попробовал рубить ступеньки (к счастью, лед был мягким) и через 15 метров принял Джорджа. Мы стояли наконец на склоне, который видели у палатки; трещина была позади нас .
Склон оказался утомительным. Он был покрыт снегом, однако порой чувствовался лежащий под снегом лед. В некоторых местах ветер образовал снежные ребра и насыпи с просветами чистого льда между ними. Приходилось решать, что лучше — ставить ногу на снежную насыпь, рискуя поскользнуться или рубить ступеньку. Я вел связку, уходя все время влево вверх. Палатка теперь виднелась внизу и сзади нас; перейдя вершину склона, мы потеряли её из виду. Путь, по-видимому, должен был по-прежнему идти влево, и, взглянув вверх, я увидел обманчиво близко верхние склоны знаменитого «Траверса». Можно наверняка пересечь склон по диагонали, и мы окажемся где-то близко от вершины Контрфорса, но трещина нас остановила. Мы прошли влево по её гребню, затем вверх и стали пересекать ставший более пологим склон.