Южнорусское Овчарово

Фильм, снятый Гамизовым, завораживает. Мы видим приближение волны, несущей на гребне пять продолговатых черных зерен. Сперва зерна движутся прямо на нас, но вскоре становится понятно, что они пройдут слегка правее. Зерна быстро увеличиваются. В последний момент мы отчетливо видим абрисы субмарин, пролетающих рядом с нами – одна за другой, каждая последующая – в кильватере предыдущей.

– Господин Гамизов, – кричал в трубу из ладоней корреспондент «The Times». Его у нас все помнят: тот самый, лысый и с серьгой, который не поверил овчаровцам и решил узнать правду лично у Гамизова. – Господин Гамизов, – кричал иностранец, стоя в лодке и удерживая равновесие с помощью растопыренных локтей, – вашу коллекцию теперь можно считать полной?

Это был удивительно глупый и бестактный вопрос. Цунами забрало модельки, выменяв их у Гамизова на артефактные субмарины по курсу 2000:1. Это во-первых. Во-вторых, если бы не эти пять лодок, деревне сроду б не дали государственных субсидий на строительство мостов – вместо того, что за пару лет до цунами провалился в Суйфун, и вместо того, что некогда соединял два участка альтернативной и более короткой дороги, ведущей в райцентр. Теперь в Овчарове есть память о подводных лодках, два моста и пирамида, ставшая местной достопримечательностью – наряду с минаретом, переделанным узбеками из водонапорной башни, и собственно подводными лодками, которые у нас забрали, но которые навсегда остались в нашей памяти. И этот, с серьгой, мог бы и сам во всем убедиться, а не тревожить Гамизова.

Вот уже который год он живет на крохотном скалистом островке. Остров расположен посредине Тихой бухты, так что с одного его берега видно Владивосток, а с другого – Южнорусское Овчарово. Гамизов живет на острове круглогодично, совершенно один, в домике, построенном им из скотча и выброшенных морем пластиковых бутылок. Скотч ему привозят рыбаки: клейкая лента нужна Гамизову для мелкого ремонта стен, изготовления примитивной мебели и воздушных змеев.

– Хахахахаха! – ответил иностранному журналисту Гамизов и скрылся от него на другой стороне островка.

Островок, всю свою историю бывший безымянным, все чаще называют островом Гамизова. Он больше не считается необитаемым, но его население на сто процентов состоит из сумасшедших синоптиков. И не было случая, чтобы Гамизов обманул деревню: когда над островком реет оранжевый воздушный змей, хорошо заметный с овчаровского берега, это означает ясную погоду; если змей скрыт густой фиолетовой мглой, о которую чайки ранят крылья, это значит – у нас тайфун.

Нектар и амброзия

Осенью Петра Ефимовича почти всегда можно застать в саду. Он ходит по саду и пугает деревья. Подходит к каждому, заносит пилу над стволом и говорит раздумчиво:

– Спилить, или уже весной?..

И, постояв с минуту, как будто ответа дожидается, переходит к следующему дереву.

От ужаса сад Петра Ефимовича плодоносит так, что фрукты девать было бы некуда, если б не вино. В вино идет все: яблоки, сливы, груши, абрикосы, вишня и кислая алыча. Начиная с июля жена Ефимыча стаскивает паданку в погреб, где у Евсенок стоят огромные винные бочки.

Разумеется, своим плодовым деревьям Петр Евсенко не только угрожает, но и подкармливает их, окапывает, защищает от вредителей и даже укутывает на зиму стволы неженкам. Но все это лишь часть ритуала, антураж, главным моментом которого остается страх, the point of awe. Какой бы холодной ни обещалась быть зима, в конце каждого октября – вот уже лет сорок – Ефимыч делает свой ежегодный устрашающий обход. За все это время в евсенковском саду не вымерзло, не зачахло и не умерло от старости ни одно дерево.

– Спилить?

Плодовое вино Евсенок даже из лести нельзя назвать благородным: оно у них, мягко говоря, так себе. Чересчур кислое и чересчур ассорти. В нем слишком громко звучит полифония фруктов. Как будто яблоки, груши и сливы стараются перекричать друг друга, отталкивая товарищей и вылезая на передний план: «Оцените меня!» – «Нет, меня!» – «Да что вы их слушаете, здесь я главнее всех!» Но что-то есть в нем такое, что однажды среди зимы заставит вас прыгнуть в валенки и броситься к дому Евсенок: так нестерпимо вдруг захочется услышать голос лета, которое спит в евсенковском погребе в огромных винных бочках, – стоит лишь кран повернуть, и оно потечет в пластиковую полуторалитровку из-под шмаковской минералки.

– Бутылку принесли? – Петр Ефимович всегда задает этот вопрос. Даже когда вы приходите к нему без сумки или пакета, держа чистую посуду в руках.

– Конечно. Вот.

Далее вам предстоит вместе с хозяином спуститься в погреб. Это тоже элемент обязательной программы. Покупателю нельзя оставаться снаружи, потому что в таком случае часть товара прошла бы мимо него: оглушающий запах евсенковской плодовки, вырываясь из крана прежде самого вина, тоже должен достаться тому, кто платит. Петр Ефимович честный продавец.