Читаем Южнорусское Овчарово полностью

Очень надеялась: никто не будет ходить. Делала для себя, чтоб не ездить каждый раз во Владивосток, когда в крови резко падает уровень города. Город – это наличие кафе. Отсутствие кафе – деревня. Анна думала: аренда смешная, в городе бы натурально все оборжались с таких условий, сперва оборжались бы, потом умерли от зависти, кому скажи. Без денег, да еще с правом последующего выкупа, да еще с учетом вложений в ремонт и оборудование. Можно и так выразиться: даром отдавали. А если даром, то как не взять? Взяла.

Помещение, конечно, тоже оборжаться: девятнадцать квадратов на все про все. Но замечательным бонусом отдельный вход с улицы и единоличный, только этому помещению принадлежащий, туалет. Прежние арендаторы владели стоматологическим кабинетом, им без тубзика никак, хотя вполне можно было обойтись без отдельного входа; но вход был еще раньше, он, кажется, вообще всегда был. Кто здесь орудовал до стоматологов, Анна не помнила. Зубники разбогатели и построили себе на пустыре отдельную клинику из сэндвич-панелей – три кабинета, даже рентген у них появился собственный, никуда не гоняют снимки делать, все теперь сами. В приемной фикус Бенджамина, клетка с гиацинтовым арой и администратор Людмила Сергеевна за черной матовой конторкой, важная, как будто в городе, как будто не работала всю жизнь санитаркой в райцентровском морге. Людмила Сергеевна и сообщила по-соседски, что помещение освобождается: не мечтаешь ли ты, Анечка, магазинчик открыть, например? Нет? Да ты просто мимо денег хочешь жить, дорогая. Бери, даром дают, а место хорошее, не во дворах где-нибудь, а прям снаружи Горняка, да что я тебе рассказываю, будто сама не ходишь тут каждый день.

Сначала Анна подумала: ну уж нет уж, пошли бы вы все с вашим магазинчиком. Потом стала гнать бывший зубной кабинет из головы, а он там раскорячился и никак не шел вон, цепляясь за воображение обоими окнами, входной дверью и туалетом. Безнаказанная умозрительность шалила, резвилась и шутила шутки: однажды Анна прямо в голос расхохоталась, увидев, как гигантские щипцы лезут в дверь покинутого зубниками помещения и удаляют стоматологическое кресло. Рассмешил Анну не сам факт удаления, а то, что при ближайшем рассмотрении щипцы-эвакуаторы оказались разводным гаечным ключом, покрашенным в медицински белый цвет. В другой раз ум пошутил, предложив Анне короткометражку, в которой она, Анна, снялась в главной и единственной роли: за стойкой крохотной кафешки, окрашенной изнутри в цвет кофе без молока. Если стойку поставить вот здесь, а вон там у них дверь в тубзик, то действительно получается место для трех столиков. Двум столикам по окошку, а третий чуток поодаль в темном углу. Есть люди, которые не любят усаживаться в кафе у окна, особенно вечером, когда внутри свет, как в аквариуме, – Анна и сама такая, предпочитает быть невидимой с улицы. Да нет, зачем ей это надо. Не надо оно ей вообще.

Через неделю она зашла к соседке на работу и, дождавшись, когда ара перестанет вопить – почему-то по-английски, с английской же вопросительной интонацией: «How do you do? How do you do? How do you do? How do you do?» – пришлось ответить ему: «I'm fine, thanks», – только тогда он озадаченно умолк, – поздоровалась с Людмилой Сергеевной.

– Вот, Анечка, все пациенты так, абсолютно все. Сперва с попугаем здороваются, потом со мной.

– Так орет же, конечно. – Анна сделала извиняющееся лицо.

– Я тоже орать могу. Как он это? – Людмила Сергеевна встала со стула, оправила юбку и, сделав руки, словно держится ими за присаду, крикнула во все горло: – Хау ду ю ду!

Анна покосилась в коридор, ведущий к кабинетам.

– I'm fine, – равнодушно сказал попугай и, заговорщицки прищурившись, гаркнул: – Thanks!

– Вот говно, – неодобрительно сказала Людмила Сергеевна, усаживаясь.

– Ага, – согласилась Анна, – умный.

– Да прям там. Трындит, как магнитофон, только выключить негде.

– Сам дурак, – сказал ара.

– Я ж про что и говорю. – Людмила Сергеевна повернулась к попугаю. – Сам дурак.

– Сам дурак, – кивнул ара, – сам дурак.

– Во-во.

Наблюдая борьбу интеллектов, Анна подумала: «Нет, не надо», – а вслух спросила:

– Не сдали еще? Не знаете?

– Не сдали, – ответил ара, – не знаете еще, не знаете еще, не знаете еще.

– Знаю, – сказала Людмила Сергеевна, – не сдали.

Нырнула под конторку и вынырнула с ключом в ладони:

– На, сходи.

– Thanks, – сказал попугай.

– Thanks, – вздохнула Анна, – спасибо.

– Да я чуть-чуть понимаю, – сказала Людмила Сергеевна. – Не глупее попугая.

Анне показалось, что соседка слегка надулась, хотела извиниться перед ней, но не успела: оказывается, уже вышла на улицу. В руке был ключ – от кафе, которого пока не существовало в природе. В несуществующем кафе было не три, а всего два столика, зато в дальнем углу помещалась большая клетка с синим арой. «С ума сошла? – поинтересовалась Анна у себя. – Ты вообще примерно хоть знаешь, сколько такая птичка может стоить?»

– Почему, интересно, ключ-то у нее, – пробормотала она и тут же ответила себе мысленно: «Не интересно! Не интересно!»

Попугаичьим голосом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Армия жизни
Армия жизни

«Армия жизни» — сборник текстов журналиста и общественного деятеля Юрия Щекочихина. Основные темы книги — проблемы подростков в восьмидесятые годы, непонимание между старшим и младшим поколениями, переломные события последнего десятилетия Советского Союза и их влияние на молодежь. 20 лет назад эти тексты были разбором текущих проблем, однако сегодня мы читаем их как памятник эпохи, показывающий истоки социальной драмы, которая приняла катастрофический размах в девяностые и результаты которой мы наблюдаем по сей день.Кроме статей в книгу вошли три пьесы, написанные автором в 80-е годы и также посвященные проблемам молодежи — «Между небом и землей», «Продам старинную мебель», «Ловушка 46 рост 2». Первые две пьесы малоизвестны, почти не ставились на сценах и никогда не издавались. «Ловушка…» же долго с успехом шла в РАМТе, а в 1988 году по пьесе был снят ставший впоследствии культовым фильм «Меня зовут Арлекино».

Юрий Петрович Щекочихин

Современная русская и зарубежная проза