Южные холода (СИ)

Миссис Лэйкон учила меня принимать от жизни всё. И я принимала, не искала большего, если оно не было мне недоступно по моральным принципам. Я помнила её аромат. Шоколад… Обилие этой сладости на столах вызвало у меня вновь улыбку. Эта женщина была мне дорога. Я помнила её слова, как свои собственные.

Так странно, что лицо своей матушки я забыла, тогда как любила её так сильно, как только может дитя любить свою мать. Но я помнила её голос. Мягкий, всегда плавный, нежный, словно россыпи жемчужин — так он был прекрасен и драгоценен в моих глазах.

Звуки фортепиано эхом отдавались от стен, и я растворялась в этой чудесной музыке. Я чувствовала себя птичкой, которая наконец обрела свободу и теперь отправляется в долгожданный полёт.

— Нет, я просто не могу, Герман! — Мэган снова смеялась после очередной шутки своего партнёра, кружась в великолепном танце. Её изумрудное пышное платье тянулось за ней шлейфом.

Кто-то из гриффиндорцев протащил более «острые» напитки, и теперь от многих пахло алкоголем намного сильнее. МакГонагалл танцевала с директором, просто улыбаясь. Всё было таким, каким и должно быть. Светлым, как и начало жизни.

Я начинаю жить, мам…

***

Мэг еле держала меня за руку. Ноги отказывались слушаться, каблуки туфель сломаны окончательно, но, впрочем, я легко их починю простейшим заклинанием.

— Дура, зачем же столько пить?! — я больно стиснула запястье этой рыжей идиотки, которая не могла связать и двух слов.

Вздыхаю, не получив внятного ответа, и продолжаю путь в сторону спален девочек. Благо, мы с Драко додумались не есть вторую порцию «печенек от Уизли», начинка которых была исключительно из огневиски. На Малфоя легла ответственность дотащить Германа, а на меня — Мэган.

Как только её голова касается подушки, она сразу проваливается в глубокий сон, даже не сняв туфли. Мне же спать не хотелось и вовсе. Облокачиваюсь о стену и наблюдаю через стеклянное окно за тем, как мелкие капли воды скатываются по пещере.

В тот момент перед моим взором внезапно появился профессор Снейп.

— Я потерял голову вот уже несколько месяцев. Отныне я не представляю своей жизни без Вас…

Почему его слова заставляют моё сердце биться чаще? Почему мне так хорошо, когда я закрываю глаза и возвращаюсь к тому моменту? Неужели он действительно любит меня?

Маленькая птичка наконец вырвалась на свободу, но она не знает, куда ей лететь…

***

Мы столпились около платформы. Шеил не переставала меня обнимать, хотя сама еле держалась на ногах после вчерашнего.

— Бетти, ты уверена? Может, всё же поедешь ко мне? — она говорила обеспокоенно, пока рядом крутился Финниган, проверяя, взяла ли наша компания все чемоданы.

— Да. Я хочу вернуться к себе домой, понимаешь… Наконец смогу это сделать… — ответила я, немного приподняв уголки своих губ.

Спустя восемь лет я вновь увижу то место, где жила с мамой. Мне даже не верилось в это… Казалось, что это просто сон, и сейчас я разлеплю веки и окажусь на коленях у Эллинор.

— Ладно, тогда — до восьмого курса! — Герман протянул мне руку, а я волнительно пожала её.

— Ничего не ладно! В августе жду тебя у себя, и никаких отговорок! — она снова стиснула меня в своих объятиях, я ответила ей тем же.

— Хорошо, Мэг… — она вздыхает и переводит взгляд на Драко, который аккуратно поцеловал меня в щеку и робко обнял.

Поднимаюсь по ступенькам, держа в руке мамин чемодан. Оборачиваюсь и вновь улыбаюсь. В моём купе было окно, а потому я не переставала махать ладонью в знак прощанья своим друзьям. Глаза Шеил стали красными, я видела, как она плакала, закусывая губу и смотря прямо мне в глаза. Она переживала.

Я отвернулась от них. Коленки дрожали, а нутро холодело. Мне было страшно. Страшно появиться на пороге моего дома и не ощутить былого родного тепла, а почувствовать лишь холод давно ушедших воспоминаний.

***

Фабрика. Ткацкий завод. Шум его давно уж не тревожит жителей этой улицы, которых и так осталось почтительно мало. Но я помню постоянный лязг метала и стук от ночи к ночи. Копоть. Дым, который прежде заставлял мою мать так часто кашлять, ныне не отравлял мои лёгкие — его просто не было.

Лужи, лужи, по которым я так любила прыгать в детстве. Маленькие домишки выстроены практически в один ряд, окно к окну. Некоторые несущие стены были даже общими. Мой был предпоследним в этом ряде. Заколоченный досками, с отметинами подростков — гадскими надписями, от которых у меня поднялась волна жгучего отвращения. Выбитые окна, старая, провалившаяся черепица.

Погода была отвратительной. В этом месте всё казалось нестерпимо отвратительным. Холод пробирал до костей.

Верчу головой в разные стороны. Нет прохожих. Делаю взмах палочкой, и дверь отпирается, а все доски отлетают на приличное расстояние. Выбитые стёкла ныне сияют так, будто в них никогда не кидали камни с надписями «шлюха». Мерзкое слово — шлюха. Гладкое и на вкус, и на слух…

Черепица теперь восстановилась, но дом не переставал вызывать чувство какого-то внутреннего горя. Восемь лет назад он мне казался более светлым…