Южный бунт. Восстание Черниговского пехотного полка

Активная слежка была установлена и за другим поляком и масоном, киевским губернским предводителем дворянства (маршалом) Густавом Олизаром – близким другом Сергея Муравьева, известным своими вольнолюбивыми взглядами. Олизар был весьма близок к семейству генерала Раевского, в 1823 году сватался к его дочери Марии, но получил отказ – по «национальным» соображениям. Отказ этот Олизар переживал весьма болезненно, и Муравьев был одним из «утешителей» поляка.

Когда весной 1824 года Олизар поехал в столицу, Толь извещал начальника Главного штаба Дибича: «Легко быть может, что цель поездок графа Олизара есть та, чтоб посредством тайных связей или членов своих… выведать о последствиях поездки генерала Эртеля и стараться отвращать меры, которые против сего принимаемы будут». Следить за Олизаром следовало прежде всего для выявления круга его общения – как в Киеве, так и в Петербурге. Толь оказался прав: Олизар рассказал о приезде Эртеля всем своим столичным знакомым. В столице он пробыл около месяца, после чего был выслан обратно в Киев без объяснения причин.

В списке масонов, пересланном Эртелем в Петербург, оказались два бывших адъютанта Раевского, участники Союза благоденствия Алексей Капнист и Петр Муханов. Капнист был близким родственником Муравьева, а Муханов – его светским приятелем. Кроме того, в списки Эртеля попал руководитель Кишиневской управы заговорщиков Михаил Орлов. Сам Муравьев-Апостол, бывший семеновец, регулярно входил в списки «подозрительных» офицеров 1-й армии; за ним предписывалось иметь особый бдительный надзор[277].

Трудно сказать, осознавал ли руководитель Васильковской управы степень грозившей ему опасности. Однако его многочисленные родственники, друзья и столичные соратники по заговору, узнав от Олизара о «секретной» миссии Эртеля, быстро поняли: опытный сыщик, он скоро обнаружит и реальный, а не мифический масонский заговор.

«Вскоре по первом приезде генерала Эртеля разнесся слух, что он имеет тайное повеление разведать о заведенном на юге обществе, к которому принадлежал будто бы и подполковник Муравьев, – все меры, принятые г. Эртелем, то свидетельствовали», – показывал на допросе Муханов. Другой заговорщик, Петр Свистунов, услышав, что Эртель послан в Киев «для надзора над поляками», «заключил, что должны быть сношения между поляками и Обществом юга».

У жившего же в 1824 году в столице старшего брата Сергея Муравьева-Апостола, Матвея, известие о назначении Эртеля вызвало настоящую истерику. На следствии Матвей Муравьев показывал: узнав, что «генерал от инфантерии Эртель в Киев приехал и что никто не знает, зачем он туда послан», он решил, что его брата арестовали – тем более, что уже несколько недель не получал от Сергея писем.

Своими опасениями Матвей Муравьев-Апостол поделился с Пестелем, который весной 1824 года проводил в столице «объединительные совещания». «Я видел Пестеля и сказал ему что, верно, Южное общество захвачено, и что надобно бы здесь начать действия, чтобы спасти их. Пестель мне сказал, что я хорошо понимаю дела», – показывал Матвей, задумавший для спасения брата немедленно убить императора. «Я с ним соглашался, что ежели брат его захвачен, то, конечно, нечего уже ожидать», – подтверждал Пестель на следствии.

Вскоре Матвей Муравьев-Апостол получил письмо от брата, и вопрос о немедленном цареубийстве и восстании был снят с повестки дня. Однако спустя несколько месяцев, в октябре 1824 года, Матвей опять предупреждал Пестеля и других, чтобы они «были осторожны, что в Киеве живет генерал Эртель нарочито, чтоб узнавать о существующем тайном обществе, кое уже подозреваемо правительством». Пестель же, вернувшись из Петербурга на юг, осенью 1824 года отстранил Бестужева и Муравьева от переговоров с Польским патриотическим обществом – за нарушение правил конспирации[278].

Очевидно, Трубецкой, как и другие заговорщики, узнал подробности киевской деятельности Эртеля в связи с визитом в столицу графа Олизара. В его показаниях содержится любопытное свидетельство о встрече с поляком: «Г[осподин] Олизар приезжал сюда, кажется, в 1823 году; я встретился с ним, и меня познакомили, и сказали, что он очень влюблен в одну из дочерей генерала Раевского, который не соглашается отдать ее за него… Он мне сделал визит. Между тем, осведомился я также, что он здесь в подозрении, потому что слишком вольно говорит, я дал ему о сем сведение, прося, чтобы меня ему не называли, но посоветовали бы ему быть осторожным. Тем сношения мои с ним и ограничились»[279].

Показания эти примечательны. Во-первых, Трубецкой был прав – за Олизаром действительно следили, и следили активно. Слежку эту по просьбе генерала Толя организовали Дибич и дежурный генерал Главного штаба Потапов – а непосредственно курировал столичный обер-полицмейстер генерал-лейтенант Иван Гладков[280]. Во-вторых, к секретной информации об этой слежке имел доступ Трубецкой: скорее всего, ею поделились с ним его начальники по Главному штабу Дибич и Потапов.