Южный бунт. Восстание Черниговского пехотного полка

Примечательна и дата встречи, которую называет Трубецкой, – по его словам, Олизар приезжал, «кажется, в 1823 году». Конечно, в данном случае князь откровенно водил следствие за нос: Олизар приехал в разгар петербургских «объединительных совещаний» 1824 года – неудачной попытки договориться с Пестелем о совместной деятельности двух тайных организаций. Последствием этого приезда был «цареубийственный» план Матвея Муравьева-Апостола, поддержанный тем же Пестелем. Участник всех этих событий, Трубецкой не мог просто так «забыть» год приезда опасного поляка. С полной уверенностью можно утверждать, что, давая показания, Трубецкой не желал, чтобы в сознании следователей встреча с Олизаром как-то увязалась с его отъездом в Киев.

Однако очевидно, что решение князя поехать в Киев было, скорее всего, результатом этой встречи и последовавших за нею событий. Принимая должность в штабе Щербатова, Трубецкой не мог не понимать: эта авантюрная поездка вполне могла обернуться для него катастрофой. Но деятельность Эртеля угрожала не только Сергею Муравьеву, его давнему, близкому другу и однополчанину. Она несла в себе смертельную угрозу тайному обществу. Служба в Киеве давала князю шанс спасти заговор – дело всей его жизни.

Очевидно, именно поэтому Трубецкой проявил немалую настойчивость, добиваясь для себя должности в Киеве.

* * *

Обязанности Трубецкого по новой должности состояли в том, чтобы инспектировать входившие в корпус воинские подразделения, наблюдать за личным составом корпуса. Дежурный штаб-офицер мог – «за упущение должности» – арестовывать обер-офицеров, а нижних чинов «за малые преступления» – просто наказывать без суда. Он был обязан «наблюдать за охранением благоустройства и истреблением бродяжничества, непозволительных сходбищ, игр, распутства и малейшего ропота против начальства»[281]. Собственно, дежурному штаб-офицеру подчинялся обергевальдигер, главный полицейский чин корпуса.

Непосредственным начальником Трубецкого был начальник корпусного штаба, генерал-майор Афанасий Красовский. Красовский служил в действительной службе с 1795 года, участвовал в Отечественной войне и заграничных походах, был награжден – за храбрость – чинами и орденами и несколько раз ранен. Получив в 1819 году «для излечения от ран» позволение состоять по армии, Красовский, несмотря на неоднократные предложения, отказывался вернуться в действительную службу. В армии знали: он устал, дают себя знать старые раны и «нервическая горячка», и он только ждет случая, чтобы оставить службу[282].

В мае 1823 года он был назначен начальником штаба 4-го корпуса – но вскоре снова стал проситься в отставку. В 1824 году военные власти решали вопрос о том, в какой форме Красовскому следует дать возможность заниматься собственным здоровьем. Император, ценивший генерала, «высочайше повелеть соизволил… вместо увольнения генерал-майора Красовского вовсе от службы, отпустить его в отпуск до излечения ран с произвождением жалованья»[283].

Настаивая на назначении Трубецкого на должность дежурного штаб-офицера, начальник Главного штаба Дибич понимал, конечно, что должность эта временная для старшего адъютанта. Красовский служить не хотел, и в случае его отсутствия полковник Трубецкой должен будет исполнять его обязанности. Так и произошло: уехав в июне 1825 года из Киева, Красовский спокойно передал дела дежурному штаб-офицеру[284]. По-видимому, и сам Красовский желал передать свою должность Трубецкому: отношения между ними стали доверительными и дружескими с самого приезда полковника в Киев.

Таким образом, есть все основания полагать, что – не случись восстания 14 декабря – Трубецкого ожидало скорое повышение по службе и, возможно, генерал-майорский чин.

В 1825 года, при явном попустительстве начальника корпусного штаба, в руках Трубецкого сконцентрировалась немалая власть – и прежде всего власть полицейская. Причем не только над войсками 4-го корпуса, но – поскольку генерал-губернатор в Киеве отсутствовал – и над городом. Принимая назначение в Киев, Трубецкой не потерял и должности старшего адъютанта Главного штаба – а потому был практически независим от киевских властей. И мог сообщать обо всем напрямую в Петербург, в Главный штаб. Полномочия Трубецкого во многом сомкнулись с полномочиями Эртеля.

В начале своей деятельности в Киеве генерал-полицмейстер сетовал, что ни среди киевских полицейских, ни в 4-м корпусе нет «надежного чиновника», который мог помочь ему проводить следствие[285]. Очевидно, что в 1825 году такой «чиновник» нашелся – и им оказался князь Трубецкой. Как видно, например, из дел по кормчеству, Трубецкой активно помогал генералу в расследовании.