Впрочем, ничего удивительного в этой ошибке нет. Род Ренненкампфов, эстляндских дворян, был беден. Почти все мужчины из этого рода вынуждены были нести военную службу: фамилия эта в русской армии XIX – начала XX веков была распространена. И полковник Карл Павлович Ренненкампф, чьи биографические данные указаны в справочнике Модзалевского и Сиверса, наверняка был родственником Павла Яковлевича Ренненкампфа – человека, на которого и возлагали надежды заговорщики.
Впрочем, и Карл Ренненкампф не был обер-квартирмейстером 2-й армии. В 1821–1831 годах он служил во 2-м пехотном корпусе, который, как и 4-й корпус, входил в состав 1-й армии. Свидетельством его невиновности является тот факт, что во время коронации Николая I ему был пожалован орден Святой Анны I степени.
В отличие от него, Павел Ренненкампф с 3 февраля 1825 по 26 января 1827 года служил в штабе 4-го пехотного корпуса.
Незадолго до мятежа Черниговского полка Сергей Муравьев-Апостол сказал Ренненкампфу, что считает его благоразумным человеком «с большими дарованиями и способностями». И фраза эта – не преувеличение. Барон Павел Ренненкампф действительно был умным и талантливым офицером.
Дарованиям его помогла раскрыться война. С 19 лет Ренненкампф служил в армии, в квартирмейстерской части, и его служба – тема для отдельного подробного разговора.
Совершенно очевидно, что должность квартирмейстера была лишь прикрытием для его основной деятельности – военной дипломатии. В 1812–1814 годах он редко появляется в действующей армии, зато постоянно курсирует между Вильно, немецкими городами, Италией, много раз выполняет миссию личного курьера Барклая-де-Толли.
Дважды Ренненкампфа командируют в Ригу, в распоряжение генерала Ф. О. Паулуччи. Командировки эти весьма знаменательны: осенью 1812 года по личному приказу Александра I маркиз Паулуччи вел трудные переговоры с немецким генералом Йорком, командиром прусского вспомогательного корпуса, воевавшего на стороне Наполеона. Переговоры эти закончились успешно – 30 декабря была подписана знаменитая Тауроггенская конвенция, по которой Пруссия разрывала союз с Францией. Для участия в тайных дипломатических интригах русское командование привлекло многих толковых штабистов с немецкими фамилиями – Ренненкампф был одним из них. После окончания войны получил от прусского короля орден «За заслуги». К моменту окончания войны он был уже поручиком и, кроме немецкого, имел три русских боевых ордена и высший французский орден Почетного легиона.
«Секретные поручения» Ренненкампфа не кончились после взятия Парижа. Его опыт потребовался на Востоке – и в 1816 году он участвует в посольстве генерала Ермолова в Персию, разрабатывает маршрут посольства, а на обратном пути вместе с двумя другими приближенными к «проконсулу Кавказа» офицерами тайно отправляется «через Карабах в Тифлис для снятия и описания этой дороги»[430]
. Из Персии он возвращается кавалером ордена Льва и Солнца.В Киеве полковник Генерального штаба Павел Ренненкампф появился в начале 1825 года, очевидно, по протекции все того же генерала Щербатова. И, конечно, сразу же попал в поле зрения южных заговорщиков.
На следствии Сергей Муравьев показывал, «что он познакомился с Ренненкампфом… в доме князя Сергея Трубецкого, где большею частию разговаривал с ним о Грузии, Персии и вообще об отношении России с Азиею, ибо полковник Ренненкампф находился довольно долгое время в сих странах, и наблюдения его казались ему (С. Муравьеву. –
Показания эти примечательны во многих отношениях. Ренненкампф был дружен с князем Трубецким. Очевидно, это было старое знакомство – оба они служили в Генеральном штабе, и оба практически в одно время перешли на службу к Щербатову. Квартирмейстер познакомился с Муравьевым через Трубецкого и сразу же проникся к нему симпатией – об этом свидетельствует приглашение черниговскому подполковнику «заехать прямо к нему», минуя квартиру Трубецкого.
Из-за того, что показания Муравьева о Ренненкампфе не были вовремя опубликованы, от историков декабризма укрылся важный факт: подполковник Муравьев-Апостол, согласно его собственному свидетельству, «в начале декабря» 1825 года приезжал в Киев и виделся с Ренненкампфом (основной темой их беседы, по Муравьеву, была «Азия»).
Сведения же об этой встрече, которые южное следствие получило от самого Ренненкампфа, были более конкретными: Муравьев, оказывается, посетил Киев «за несколько дней до восстания». И говорили они не только о кавказских впечатлениях полковника, но и о том, что «наступило время, где надо действовать решительно, переменить образ правления – которое дальше терпеть невозможно».