Тещин Брат все выслушал, посочувствовал, похвалил Твердохлеба за реализм и рассудительность, еще немного посидел, затем отправился дальше в своих бесцельно-безнадежных блужданиях по профессорской квартире и, конечно же, не выдержав, рассказал все своей сестре, и теща, оставаясь до конца человеком деликатным, ночью не стала тревожить Твердохлеба, но утром улучила минуту и, прижимая к груди свои тонкие руки, зашептала:
- Теодор, неужели это правда? Неужели он вам... о фамилии и ребенке? Он совсем обезумел! Ведь ему известно, что у Мальвины никогда не будет детей! Неужели он забыл об этом? Какой позор! И какая, наконец, непорядочность!
Твердохлеб как-то не мог разделить этот тещин трагизм. Ему даже стало смешно. Ну какой он к черту Теодор, если он Федор с Куреневки, и баста. Если уж на то пошло, пусть бы назвала его Диодором Сицилийским, что ли. В этой семье, где все пронизано историей, оно, возможно, было бы уместнее. Да уж ладно. Молча поклонившись Мальвине Витольдовне, он безрадостно развел руками: мол, что тут говорить и нужно ли что-то говорить?
Брился, умывался, смотрел в окно ванной комнаты. Преимущества давнишних построек: окно в ванной, простор, удобства. Можно всю жизнь смотреть на Львовскую площадь, наблюдать изменения, происходящие на ней, и, возможно, невольно фиксировать изменения в самом себе. А площадь что? Когда-то был базар, собственно, еще совсем недавно. Затем построили неподалеку крытый рынок, а тут сделали голую площадь, на которой ставили летом поливальную технику, довольно неуклюжую, а зимой еще более неуклюже-громоздкие снегоочистительные машины. Потом кто-то надумал поставить в этом не очень просторном месте огромную "бамбулу" Дома торговли, а напротив построили Дом художника, стиснув улицу так, что ни машины, ни пешеходы не могли прорваться сквозь узкую горловину. Кто мог так проектировать и зачем? Самое дорогое в Киеве - простор. Тот самый - с зеленых гор на Заднепровье и Задесенье в бескрайность до Чернигова, Смоленска, Новгорода, а с другой стороны - в степи до самого моря. Затыкать улицы и обставлять площади, превращая их в каменные мешки, - это значит уничтожать Киев, убивать его клетка за клеткой. Лишать город его распахнутости, безудержности простора - то же, что заковывать человеческую душу в кандалы ненужных ограничений и бессмысленных запретов. Утерянные пейзажи - то же, что и утерянные человеческие души.
Твердохлеб поймал себя на том, что преступает границы порядочности, которые давно и твердо обозначил. Разве можно перекладывать ответственность за свои мелкие неудачи и хлопоты на плечи истории, государства, людей, семьи? Так что не ропщи, а будь мудрым и терпеливым. Так он уговаривал себя, хотя и знал, что це перестанет роптать в душе, ибо отличался беспощадной правдивостью всех дисциплинированных и трудолюбивых.
- Пришел взять работу, - сказал Твердохлеб Нечиталюку, встретив того перед канцелярией их отдела.
Почему-то только сейчас подумалось, что у Нечиталюка все приметы великого человека: пучеглазый, как Вергилий, потирает руки, как Бернард Шоу, скрытен, как Гоголь, верноподданный, как Гёте. Если б еще хоть немного талантливости. Но какой талант смог бы терпеть шелковую диктатуру Савочки?
И тут Нечиталюк, словно отплачивая Твердохлебу за такие мысли, затащил его в свой кабинет, усадил, побегал вокруг, потирая руки, затем таинственно сообщил:
- Старик, Савочка снова в больнице, но я одарен милостью и благодатью!
- Какой же?
- Теперь я знаю, кто намечен в преемники Савочки!
- Разве есть сила, способная устранить Савочку?
- К сожалению, к сожалению. Называется: закон природы. Все мы смертны и... Кто-то всегда должен унаследовать ботинки покойного...
- Ты забыл, что в данном случае речь пойдет о женских туфлях.
- Старик, Савочка носит только мужские! Как монахиня. Так что не выкрутишься.
Твердохлеб хмыкнул.
- Теперь у тебя прибавится работы?
- То есть? Не уловил юмора.
- То ты копал под Савочку, теперь придется еще и под меня.
- Старик, за кого ты меня принимаешь!
- За того, кто ты есть. Типичный заместитель в типичных обстоятельствах. Ты не задумывался над тем, что в порядочных учреждениях заместителей не должно быть вообще?
- Как это не должно быть?
- Очень просто. Если уж называть, то помощниками, что ли. Как у прокуроров. А то непонятно...
- А как ты думаешь, кто такие гении? - заглядывая Твердохлебу в глаза, наклонился над ним Нечиталюк. - Не сможешь ответить, потому что никто не знает. Я скажу тебе. Гении - это заместители бездарностей. Слышишь: заместители, а не помощники!
- Выходит, ты гений? А я считал, что настоящий гений у нас - один Семибратов.
- Слушай, не напоминай мне о Семибратове.
- Жаль, что его сейчас нет...
- А ты заметил, что его нет никогда? Вечно неотложные дела. Савочка знает, кого рекомендовать секретарем партбюро.
- Избрали Семибратова мы.