Я шла за ним и смотрела вокруг. Такое количество людей! Оранжевые комбинезоны рабочих. Серые, синие, цвета хаки тех, кто уже здесь служит. Как командор с этим справляется? Судя по его виду – с трудом. Ладно, завтра будем разбираться, а сейчас…
– Прошу сюда, мэм.
Медотсек. Беглого взгляда вокруг хватило, чтобы понять, что любой врач на Земле убил бы за возможность работать здесь. Хотя, конечно, по себе людей не судят.
– Господин командор предупредил нас, – так, это уже белый халат, прекрасно, – сюда.
Знакомая штуковина – томограф. Я легла на стол аппарата. Все вышли, и машина заработала. Вообще-то я знала, что со мной, и знала, что без врача мне не обойтись. Машина остановилась, и белый халат вернулся.
– Вывих ключицы справа, похоже, не в первый раз.
Не в первый. На Новой Атлантиде вертолет болтало так, что вывих ключицы и плеча был меньшей из тех бед, что могли бы быть.
– Обширная гематома на обоих плечах, хуже справа. Из-за этого пока ничего не видно. Ремни безопасности?
– Да, производственная травма, – я села.
– Наслышаны.
Они, что, всей станцией у одного окна торчали?
– Вы позволите? – терпеливо спросил белый халат.
– А, да, – левой рукой я расстегнула молнию на комбинезоне и с трудом стянула его с почерневшего плеча.
– Я вам помогу, – он осторожно высвободил из рукавов мои руки, мрачно оглядел плечо и сказал: – Я вправлю вам ключицу, – тут он пригляделся к плечу внимательнее, – смотрю, вы что-то себе вкололи… Несколько раз. Рискну предположить «тройчатку смертника»?
Я кивнула. Он тяжело вздохнул.
– Я смогу вас лечить только, когда эта дрянь выйдет из организма, – он жестом подозвал второй белый халат, – пока вправим ключицу. Обезболить я не могу из-за вашего самолечения.
Я снова кивнула, глотнула воздуха и закрыла глаза. Четыре теплые ладони и взрыв фейерверка перед внутренним взором. До моих ушей донеслись обрывки моих фраз. Ой. Не очень хорошо получилось. Второй халат залился румянцем и как-то отшатнулся. Ну и черт с ним.
Через пару секунд я смогла перевести дыхание и открыть глаза.
– …Когда вы перестанете пользоваться этой бормотухой, – через гул в ушах различила я, – это же ни черта не помогает! – ага, это первый врач.
Я знала, что спорить бесполезно. Задача полевых врачей – поставить на ноги и отправить в бой. Задача госпитальных врачей – вылечить. И эти два лагеря никогда не поймут друг друга. Он наложил мне на плечо охлаждающую мазь и тугую повязку.
– Возможно повреждение связок и защемление нерва, – сказал врач.
– Пальцы двигаются, – сказала я, сопроводив свои слова действием.
– Мизинец и безымянный зависают, – тут же осадил меня он и, закончив с повязкой, помог влезть в рукава.
– Э-э… Доктор, – буквы на бейджике троились и четверились, и я обошлась этим, – можно не подвешивать руку? Не хочу, чтобы моя команда видела.
Он устало смотрел на меня.
– Вам нельзя двигать рукой.
– Я знаю. Я владею обеими.
Он смотрел на меня, и я видела, что он прекрасно понимает свое бессилие перед военными. Нас невозможно лечить, мы хотим одного: «Поставьте нас на ноги, доктор. И дайте нам допуск к полетам». Ради этого мы готовы на всё. Это одержимость.
– Ладно, – сдался он, – придете ко мне завтра после обеда. Ваш организм уже очистится, я смогу правильно обезболить и посмотрю, что с нервом. Могу я хотя бы надеяться на то, что больше вы сегодня ничего не выпьете и не вколете?
– Да, – твердо пообещала я и сползла со стола, на котором все еще сидела.
Я устала, мне больно, и я не видела необходимости изображать из себя крутого вояку. Я чувствовала, что он провожает меня взглядом до двери, и помахала ему левой рукой. Мой проводник ждал меня в коридоре.
– Вы остановитесь в апартаментах станции, мэм? – спросил он.
– На своем корабле, – сказала я.
Он проводил меня до ангара и удалился. Я с наслаждением смотрела на свой корабль. Вот он, моя ласточка. Я ревниво осмотрела корпус корабля – ни царапины – и провела ладонью по матовому металлу. Теплый. Живой. Мой корабль. Я с гордостью смотрела на клеймо производителя корпуса на фюзеляже: «Морган индастриз». Мне ни разу не пришлось краснеть за корпорацию отца. За… мою корпорацию.
Я поднялась на борт. Свет приглушен, кое-где даже сумрачно, но мне нравится. Я знаю этот корабль вдоль и поперек, каждая или почти каждая деталь прошла через мои руки. Мне здесь спокойно. Вскоре все изменится. Целый уровень займут яйцеголовые из NASA, там у них жилые отсеки и лаборатории. При желании они могут вообще не общаться с командой, я не думаю, что мы будем страдать от этого. Надо, кстати, узнать, когда у нас встреча. Все время, что мы готовили корабль, они уже сидели на «Кентавре» и просчитывали тоннель в гиперпространстве от станции до Каппы Южного Креста. Это только на карте рядом. Линейно там еще лет тридцать лететь по самым грубым подсчетам.
Вот и мой отсек. Я закрыла дверь и легла. Токающая боль разрывала мечтающее об отдыхе сознание, я обещала ничего не пить и не колоть. Придется спать так. После нескольких мучительных часов я провалилась в темноту, надеюсь, это был не обморок.