Южный крест

Только тут Геннадий заметил, что на мысе Чуркина много зелени, как на каком-нибудь африканском островке, и жарко сегодня очень: на открытом солнце стоять непросто, пропарить может так, что пища в желудке скиснет очень быстро, хотя вареный картон, из которого делается современная колбаса, скисать не должен…

Интересно, как он выглядел, неведомый флотский офицер с простой фамилией Чуркин, чьим именем назван центральный городской мыс?

Москалев даже не засек, как рядом с ним оказался Баша — ну будто дух бестелесный вытаял из ничего, из воздуха, из туманных клубов пространства, стукнул кулаком по боку одного из катеров, прислушался к отзвуку удара.

— Ты чего? — спросил Геннадий.

— Да так, колдую понемножку, монетку в воду бросил, чтобы мы вернулись целыми, — серьезно ответил Баша, губы у него дрогнули. — Хотел еще монетку бросить, да жалко стало — денег и так нету.

— На огороде денежку под картофельный куст не зарыл?

— Зарыл. Но на Чили у меня надежды все-таки больше, чем на картофельные клубни.

— Даже если ты посадишь картошку на легендарной Миллионке, где щетина превращается в золото?

— Даже если так, Алексаныч.

Баша хотел сказать что-то еще, но не успел — рефрижератор догнала крупная чайка с оттопыренным зобом, проорала что-то. Голос был знакомый — очень походил на собачье гавканье.

— Ба-ба-ба, да это та же самая чайка, которую Иван веревкой накормил.

— Я ее узнал. Прилетела добавки просить.

— Толя, как бы не так, — предостерегающе проговорил Геннадий, но сделать что-либо не успел: чайка стремительно снизилась и выплеснула на людей содержимое своего брюха.

Промазала. Москалев оттолкнул Башу в одну сторону, сам отпрыгнул в другую, — оказался проворнее чайки, вонькая жидкая начинка звучно шлепнулась на палубу, рассыпалась брызгами по нагретому солнцем железу.

— Я тебе сейчас хвост откручу, — Баша погрозил чайке кулаком, — и лапы из задницы вырву! Подожгу из ракетницы, стервятница ты гитлеровская, — будешь знать! На всю оставшуюся жизнь…

Чайка в ответ что-то зло пролаяла, сделала круг над рефрижератором, но бомбить ей было уже нечем, боезапас израсходован вчистую, и отправилась домой, в бухту Диомид.

— Как бы она где-нибудь не заправилась и не вернулась с новой крылатой ракетой…

— Поленится лететь. Мы уйдем далеко.

— К этой поре она как раз веревку переварит… Ты представляешь, что за заряд у нее будет, а? Тайфун!

Баша лишь покачал головой.

— Раньше я считал, что чайка — обычная бесполезная птица, а она еще и злопамятная… Тьфу!

В море было тихо, рефрижератор шел быстро, было даже слышно, как с прощальным усыпляющим звоном струится за бортом вода, рождает непростые мысли. Геннадий почувствовал себя усталым, вот ведь какая штука: не работал совсем, вообще ничего сегодня не делал, а уже устал. Что же будет в таком разе там, в далекой южной стране, протянувшейся по западному окоему едва ли не вдоль всей Латинской Америки?

Наверное, что будет, то и будет, судьбу не изменить, жизнь не переделать…

6

Ночью снилось прошлое, оно всегда снилось Москалеву, когда он находился в плавании. Сюжет этот был много раз им проверен, тема с годами не менялась.

Полновесную моряцкую жизнь он начал молодым, еще до призыва в армию, после окончания мореходной школы, его тогда закинули на Север, определив по распределению на серьезную посудину — танкер "Полярник". Название у танкера было под стать красотам, проплывавшим мимо него: облизанным водой и ветром скалам, к крутым боками которых прилипли крупные куски иссосанного, но еще очень прочного льда, торосам, напоминающим своими очертаниями таинственных "снежных людей", промоинам яркого синего цвета, из которых высовывались любопытные усатые морды тюленей и лахтаков — морских зайцев, лежбищам белых медведей, самых опасных зверей на свете, неведомо за что ненавидящих людей, птичьим базарам, полным больших горластых чаек… То, что можно было увидеть на Севере, не увидишь больше нигде, и уж тем более — на юге, куда сейчас он плыл.

Танкер "Полярник" был приписан к военной экспедиции, возглавляемой старым, очень опытным адмиралом с фамилией почти детской, вызывавшей невольную улыбку, — Осколок. Хотя был танкер единицей сугубо гражданской, к богу Марсу никакого отношения не имеющей, как, собственно, и ледокол "Пересвет" — тоже единица штатская, завязанная на сугубо мирные дела, но руководил ими контр-адмирал…

Без ледокола на Севере не обойтись никак — завязнешь в просторах "белого безмолвия" и хрен когда из стальных оков выберешься, вот ведь как. Паковые поля льда могут раздавить любую, даже очень прочную посудину, будто гнилую ореховую скорлупу: за пару-тройку силовых нажимов любой прочный пароход пойдет на дно.