Южный крест

Вал с грохотом накатил на судно, вдавил его в воду по самый край борта, снес с палубы ящик с противопожарным инструментом, хотел задержаться, чтобы доделать свою разрушительную работу, но не успел — сзади, уже совсем недалеко от него, шел другой вал, подпирал, грохотал неистово, словно бы волок в своем нутре, в плоти, громоздкие железные конструкции, способные греметь оглушающе, плющить все живое, и не только живое, — вообще все, что способно оказывать сопротивление.

Океан был жесток, он показывал свой характер, не приведи Господь было попасть ему под руку… Геннадий хлебнул воды, задохнулся — в горло попала едкая соль, оглушенно помотал головой. Очередной вал придавил его всей своей тяжестью, попытался вытащить из-под полки, уволочь, — все, что было связано с людьми, он не принимал, более того — ненавидел всякую двуногую мошку, именуемую человеком, готов был раздавить, обратить в обычное кровяное пятно, ревел оскопленно, когда у него что-то не получалось.

Очередной вал вывернул из-под машины большую кувалду, которую Пабло использовал в случаях, когда надо было что-то осадить, загнать на место, — в кувалде было килограммов пять, а то и больше, протащил по всему отсеку по диагонали и с маху ударил Москалева в плечо.

Геннадий не сдержался, закричал от боли — показалось, что кувалда сломала ему лучевую кость, он чуть не потерял сознание, скорчился, всаживаясь лицом в свои колени и несколько секунд находился в таком сломленном, сложенном вдвое положении.

Когда выпрямился, новый удар боли пробил его тело. Он снова закричал. Левая рука повисла, будто бескостная веревка. Значит, сломана не только кость плеча, но и кость руки, по всей длине, от верхнего сустава до запястья.

Кувалда, изуродовавшая его, не захотела отступить, опустилась на пол машинного отсека, а когда подоспел очередной вал, вновь взгромоздилась на него. Через мгновение кувалда с силой всадилась пятикилограммовой головой в бок ланчи и, проломив его, ушла в воду. Океанского дна она, надо полагать, достигла быстро — опустилась в бездну, как артиллерийский снаряд. Кувалда исчезла, боль осталась.

А Москалев еще намеревался затянуть кран-буксу, так безмозгло ослабленную хозяином ланчи, но нырять с покалеченной рукой он уже не мог, кран-букса так и останется открученной, вода будет поступать через нее, как и через разрушенную обшивку.

Стиснув зубы от боли, он боком, как краб, которого волны проволокли по камням и помяли панцирь, выбрался наружу — в машинном отсеке оставаться было уже нельзя, в нем он просто-напросто утонет… Стоит только на краткий миг потерять от боли сознание, и все — он утопленник.

Только что прошел очередной вал, остался вспененный след, самого вала Геннадий на этот раз даже не заметил, все утонуло в боли, в красном мареве, то всплывающем перед ним, то угасающем, до следующего вала было еще минуты полторы… Надо успеть забраться на марсовую площадку.

Марсовая площадка на ланче — обычная бочка, установленная на мачте метрах в трех от палубы, на высоте; рыбаки, когда ищут альбакору, забираются в нее, высматривают, где резвятся мечи и вообще, где косяк, в который мечи сбиваются специально, чтобы поиграть с океаном, порезвиться, совершая прыжки в воздух, носятся со скоростью торпедных катеров.

Поддерживая одной рукой плечо, Москалев со стоном подковылял к мачте, потихоньку стал карабкаться наверх. Хорошо, кувалда выбила левую руку, а не правую, хотя чего тут хорошего? Но, если бы была выбита правая рука, он никогда бы не забрался на марсовую площадку…

Москалев одолел самого себя, благополучно забрался, одолел трехметровую высоту. В бочке имелась веревка, прибитая гвоздями и несколькими полосками бычьей кожи к днищу — страховка. Геннадий перетянул себя веревкой, сделал пару прочных узлов — когда ланчу начнет класть набок так, что макушкой мачты она станет касаться воды, хоть надежда будет, что он не выскользнет из бочки.

Едва он привязался, как надвинулась огромная, смахивающая на гору волна, этакий океанский пупок, возникший среди морщин-валов, она приподняла ланчу под самые облака, — у Геннадия и боль его, и то, что находится внутри, и сердце с душой, все это опустилось вниз, в ноги, а потом оторвалось и ушло еще ниже…

Хорошо, марсовая площадка опустилась прямо, не упала набок, и все, что находилось в Москалеве, быстро вернулось назад, в том числе и боль.

Осталась молитва, чтобы Бог сберег людей, бедствующих в океане, сохранил их судно, которое потом можно будет поправить, восстановить то, что исковеркано, чтобы не перетерлась веревка, удерживающая ланчу около длинной тяжелой сети.

Через минуту на ланчу налетел еще один вал, потом еще, шли они беспрерывно, хотя и с разными временными интервалами, от сорока секунд до двух минут, беспощадно хлестали шхуну, стремились опрокинуть, отправить на дно, но посудина держалась, она же была, как поплавок, прыгающий по волнам, деревянная…

58